Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как долго у меня не было мужчины! — вздохнула Катя.
— Вокруг мужиков полно! — засмеялся Володя.
— Они с утра до вечера на работе, еле ноги таскают. И у них одна мысль — досыта поесть и выспаться.
— Что поделаешь? Война! Вот прогоним немца, и все образуется.
— Ты думаешь, мы победим? Сводки одна другой страшнее.
— Наполеон Москву взял и сжег. А чем все закончилось? Армию его Кутузов разгромил, а Русь как стояла, так и стоит.
Катя поднялась, накинула халат.
— Надо ужин готовить.
— Я бы и пообедал заодно.
Девушка засмеялась и ушла на кухню.
Зашипел примус, заскворчало на сковороде.
— Иди кушать.
Катя купила не только еды, но и бутылку водки, однако Володя от выпивки отказался.
— Ну, как знаешь, а я пригублю. — Катя выпила рюмку. Щеки ее зарумянились. — Расскажи о себе.
Вот вечно с женщинами так хотят узнать о мужчине побольше, а у него только полтора суток увольнения остались, и встретятся ли они вновь, неизвестно. Плавание во время войны — занятие непредсказуемое. Да и говорить правду о себе он не хотел — Катя наверняка похвастается перед подругами. Потому начал врать:
— Сирота я, в детдоме воспитывался. Родителей не помню. Ну а дальше — ФЗУ, потом на флот попал. В военкомате на фронт просился, сказали — моряков не хватает, ты здесь нужнее. Вот и все.
Катя неожиданно погладила его по голове.
— Трудное у тебя детство было.
— Как у многих.
Халат у девушки завернулся, обнажил ее ноги, и Володя вновь почувствовал желание.
— Я тебя хочу.
За окном было сумрачно, завывал ветер. А в постели хорошо, уютно и тепло. Рядом посапывает во сне женщина, и запах от нее какой-то домашний, умиротворенный.
Утром он проснулся раньше Кати, успел разогреть чайник на примусе, и они позавтракали. С тревогой Катя спросила его:
— Ты сегодня уйдешь?
— Нет, завтра утром. Держи деньги, купи еще еды после работы.
— Здесь много.
— А зачем мне деньги в море?
Катя чмокнула его в щеку, надела пальто, валенки и ушла на работу.
Володе же спешить было некуда. Он улегся на кровать и стал раздумывать, как ему жить дальше. Отсиживаться в тылу ему не хотелось. Конечно, северные моря сейчас не совсем тыл. Города и транспорты на море бомбит авиация, на конвои и одиночные суда нападают рейдеры и подлодки. Тонут суда, гибнут люди, и такую службу спокойной и безопасной назвать нельзя. Но он подводник, его этому учили, и он может принести Родине больше пользы, воюя на подлодке. А быть рулевым на ржавой посудине — больших знаний не нужно.
Но как пробиться на подлодку? У него документы — хоть и настоящие, но не его. И никакого военно-морского образования или специальности по этим документам у него нет. Пойдет в военкомат — оставят здесь же. Ведь наверняка этот Оглоблин, под чьей фамилией он живет, имел бронь от призыва. А если его и призовут, то куда-нибудь в пехоту. Куда ни кинь — всюду клин. И сильно рыпаться нельзя — рвать на себе рубаху и бить кулаком в грудь. Серьезной проверки он не выдержит. С НКВД шутки плохи: запишут в немецкие шпионы или дезертиры, и в лучшем случае светят лагеря в Воркуте, а в худшем — к стенке поставят.
И какие бы варианты он ни изображал, ничего дельного не вырисовывалось. «Ладно, будь что будет. В моей жизни всего за пару часов все менялось самым крутым образом, на сто восемьдесят градусов, так чего загадывать вперед на несколько месяцев? Я и на этом месте пользу принесу, вон — удалось же на гражданском судне подлодку немецкую потопить!» — решил Володя.
Дождался Катю. Они поели, поговорили немного — больше о войне. Осознавая, что завтра они расстанутся, неистовствовали в постели, пока Владимир не выдохся.
— Все, не могу больше! — откинулся он на подушку.
— Миленький, ты меня не забывай, — вдруг со слезами в голосе попросила Катя. — Будешь у нас в городе — заходи обязательно.
— Не от меня зависит — от начальства. Прикажут — зайдем в порт, а нет так нет. Нас ведь могут в Мурманск или на Новую Землю послать.
— Понимаю, но я ждать буду. У меня твои деньги остались.
— Оставь. На корабле кормят, а тратить их там некуда.
Утром, позавтракав, они вместе вышли из дома. Володя оглянулся, запоминая улицу и дом, — вдруг на самом деле ему доведется еще быть в городе, так почему не зайти?
Он довел Катю до магазина, поцеловал на прощание. Глаза у девушки повлажнели.
Коснувшись указательным пальцем ее подбородка, Володя слегка приподнял ее голову, заглянул в глаза:
— Эй, не вздумай реветь, сырости и так хватает.
— Ты меня не забывай, я ждать буду.
Володя повернулся и ушел, не оборачиваясь.
К своему удивлению, он обнаружил, что корабль практически отремонтирован, места наложенных латок сияли свежей краской.
Федор Савельевич уже расхаживал по судну.
— Явился? Ну, здравствуй.
— И вам доброго дня.
— Вижу — пострижен, помыт. Небось подженился на время?
— Грешен, нашел вдовушку.
— Ну и славно. Завтра выходим в море. Я в судовой роли тебя рулевым впишу.
— Да мне все равно.
— Я, грешным делом, думал, что ты к вечеру приползешь пьяным.
— Разве я похож на пьяницу?
— Ну-ну, не обижайся. На судне-то вы все трезвенники, а как на берег сойдете, как будто бес в вас вселяется. То напьетесь, то подеретесь.
Рано утром кочегары уже начали растапливать котлы, поднимая пар.
Капитан ушел к портовому начальству и вернулся озабоченным.
— Получен приказ, выходим.
«Софья Перовская» медленно вышла из порта. Пароход несколько раз менял курс, то увеличивая скорость, то сбрасывая.
— Это вроде ходовых испытаний после ремонта, — объяснил капитан. — Раньше-то после ремонта обязательно были положены ходовые испытания — проверить, все ли в порядке. Как машина работает, нет ли течи. А теперь из ремонта — и сразу по полной. Не хватает судов!
— Мы куда идем?
— Немцы транспорт повредили, типа «Либерти». Воды набрал, есть дифферент. Машины не работают. Нам надо снять часть груза, доставить его в Архангельск, а «американца» отбуксируют для ремонта.
— А, понятно. Так «Либерти» — судно высокое, как перегружать будем?
— Не наша забота, на ихнем судне кран есть. Перекидаем груз в трюмы стрелой, и все дела. Тут всего-то сто миль идти.
К транспорту подошли к полудню следующего дня. На корме его, чуть выше ватерлинии, было несколько пробоин от попадания снарядов, прикрытых брезентовым пластырем. Но транспорт набрал воды, залило машинное отделение, и он потерял ход.