– Было бы неловко, – фыркаю я, и Принц не то смеется, не то стонет в ответ.

– Гиблые болота… – Он трет лицо ладонями. – Твоя птица не может помочь?

Кайо, закладывавший над нам уже тысячный круг, на этих словах спускается и с размаху усаживается мне на плечо. Вид у него встрепанный и усталый, но уж очень довольный. Давненько он не летал столько часов кряду, так что остров вечной ночи ему явно по нраву.

– Он знает дорогу, ведет нас к дому и не понимает, почему мы не можем пройти. – Я чешу черную пернатую макушку, и Кайо прикрывает глаза. – Можно использовать его силу… это все-таки тьма, но… слишком опасно.

Короткий прыжок, когда Кайо вытащил меня на поверхность из подземной пещеры, истощил его, и я сомневаюсь, что перекинуть двоих на полверсты сквозь мертвую чащу ему вообще по крылу.

– Это все-таки тьма, – повторяет Принц с горькой усмешкой. – Точно. Ты же пастырь. Никак не привыкну.

– И не привыкай.

– А если… – начинает он, но сразу же замолкает, к чему-то прислушиваясь. – Что это?

Я тоже навостряю уши, но ответ дают глаза.

«Этим» оказываются все те же мотыльки, собравшиеся в огромный призрачный рой. От трепетания сотен и сотен крылышек поднимается ветер и уносит шумную серую ленту мотылькового роя в чащу. Я вижу, как по пути в эту реку вливаются все новые и новые «спутники смерти», как она становится плотнее, шире, и как расступаются перед ее сокрушительным ревом заросли, сквозь которые мы силились продраться.

– А может, не спутники, – бормочу я. – Может, проводники.

И схватив Принца за руку, бегу вслед за ветром и мотыльками, пока лес снова не сомкнул пасть.

Бежать приходится быстро, буквально выдирая пятки из сплетающихся позади ветвей и чьих-то острых зубов, и возмущенный тряской Кайо взмывает в небо. Но разлука наша вышла недолгой – дом и впрямь оказался совсем рядом, и мы вываливаемся из чащи прямо к его порогу, не успев даже толком запыхаться. Ветер тут же стихает, и мотыльки, словно лишившись опоры и цели, рассыпаются прахом, укрыв серым покрывалом деревянные ступеньки скособоченного крыльца.

– Мы на месте? – хрипло спрашивает Принц, держась за бок.

Кажется, про «не запыхались» это я зря…

– Вроде бы, – отвечаю шепотом. – По крайней мере, Кайо показывал именно этот дом.

– И на что он похож?

– На болотную кочку.

Домишко и правда своеобразный: круглый, приземистый, припорошенный грязной соломой – если бы не размеры и светящиеся оконца, от болотной кочки точно не отличишь.

– Что ж… – Принц распрямляется и вытягивает согнутую в локте руку, на которую горделиво опускается Кайо. – Отступать в прямом смысле некуда. Только вперед.

Я вздыхаю, и мы одновременно шагаем на первую ступеньку.

Открывая дверь, я не жду ничего: ни ароматной, укутанной травяным шарфом комнаты, как у Хозяина, ни резных колонн и облаков над ними, как в чертогах Каменной Девы. Но все же удивленно замираю, когда внутри дом оказывается совершенно пустым. Свечи на подоконниках, мотыльки на стенах и сгорбленная человеческая фигура на стуле между ними – вот и все, на что здесь можно посмотреть.

– Так-так-так, и кого ты ко мне привел, пернатый? – произносит сиплый, но определенно женский голос, и некто на стуле протягивает к нам руку. – Подойдите поближе, детки, дайте на вас поглядеть.

Я стискиваю ладонь Принца, но, похоже, урок Каменной Девы усвоен: он не спешит выполнять просьбу, не заливается соловьем и шажок делает совсем крошечный, вслед за мной. Однако и этого хватает, чтобы окружавшие женщину тени расступились и я узрела ее во всей красе, мгновенно узнав.

Узнав струящийся, хоть и сильно истлевший балахон, почти не скрывающий голого дряблого тела, но главное – узнав голову, лежащую не на плечах, а на коленях.

Иллюзия, под которой мы нашли пещеру с детскими костями, держала голову в руках, но на губах ее играла такая же зловещая улыбка, а в черных провалах глазниц точно так же копошились жуки и черви.

Я сглатываю тошноту.

– Надо же, какие нерешительные, – бормочет голова, и меж тонких губ сверкают ровные ряды мелких и будто наточенных клыков. – Ну хоть ты, дружок, поздоровайся со старушкой.

Я не успеваю остановить Кайо: он спархивает с руки Принца и, перелетев на плечо женщины, сверху вниз глядит на ее морщинистое лицо.

– Умница, – хвалит та и тут же снова переключается на нас: – А вот вы… Уж как он вас ждал, как летал кругами, как нервничал… Могли бы и поблагодарить ту, что позаботилась о вашем питомце.

Она вдруг начинает хрипеть и закашливается, и кашляет долго, надсадно, сотрясаясь всем телом, а потом из приоткрытого рта вылетает крупный, с мой кулак, мотылек, и его тут же с хрустом заглатывает Кайо.

– Он не питомец, – решаюсь заговорить я.

Трепыхающийся мотылек, исчезающий в солнечно-рыжем клюве, так и стоит перед глазами.

– Знаю-знаю. Не птица, не зверь, но сила темная. – Женщина смеется. – Чего только живые не придумают.

– А ты… ты не живая? – спрашивает Принц.

– Ее голова отделена от тела, – сообщаю я и чувствую, как он вздрагивает.

– Что есть, то есть, – пожимает плечами безголовая. – Прокляли меня вечностью, но не бессмертием. Вот и хожу даже мертвая, и будет так, пока условие не исполню.

– Какое? – не удерживается Принц.

– Будто тебе и впрямь интересно, – отмахивается она, и от этого движения из глазниц ее выпадают несколько крупных жуков с полосатыми панцирями да разбегаются по углам. – Давайте уж поговорим о том, зачем вы пришли. Я, может, и вечная, но у вас времени почти не осталось.

Она снова вытягивает руку, и я вижу на раскрытой ладони знакомый лоскуток.

– Тьма твоя передала, – говорит Мертвая. – Я уж думала, никогда этого не увижу снова.

– Что там? – хмурится Принц, и мне приходится признаться:

– В той шкатулке из пещеры был клочок ткани с именем Королевы. – Он грустно улыбается, словно и не ждал от меня откровенности, и я продолжаю, глядя прямо в червивые глазницы Мертвой: – Думаю, вы провели какой-то ритуал, чтобы даровать королевскому ребенку силу, но вместо этого призвали в наш мир чудовище.

Она снова смеется:

– Тебя бы это успокоило, правда? Мерзкая тварь призвала монстра, и больше никто ни в чем не виноват.

Плечи ее все еще сотрясаются, грудь ходит ходуном, но лицо вдруг становится серьезным, хищным, жутким.

– Но, увы, все не так просто. Я не умею призывать демонов и превращать златокудрых девочек в чудовищ. Я лишь даю советы, и король пришел ко мне сам. Без свиты. Три ночи бродил по болотам, растерял весь свой дворцовый блеск и сапоги и на порог мой ступил босыми грязными ногами. Но смотрел все равно гордо, свысока. И не просил – покупал услугу. Обещал горы золота за сына, воина и стратега, который одолеет любого врага, с кем Ирмания будет процветать, не зная бедствий. Да только к чему мне сверкающие побрякушки?