Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дело сделано, больше ничто не удерживало Верлена в Пализёле, и еще до конца года он вернулся в Париж.
Пока он отсутствовал, его жена и мать составили заговор, целью которого было возвращение Верлена на работу в мэрию. Благодаря посредничеству Лепеллетье им удалось связаться с г-жой де ля Шовиньер, чей муж возглавлял там один из отделов. Г-жа Верлен устроила ужин, на который были приглашены супруги де ля Шовиньер, Лепеллетье, его сестра Лаура и невеста Эжени Дюмулен вместе с родителями, а также Шарль и Эмма де Сиври. Присутствие Поля предусмотрено не было, поэтому его появление стало для всех большим сюрпризом, тем более что Верлен явился через час после начала ужина, явно нетрезвый и несколько помятый. Ужин был испорчен. За столом Лепеллетье и Сиври изображали искреннее веселье, оставив Поля брюзжать в одиночестве. Когда подали кофе и дамы удалились в гостиную, Верлен во всеуслышание заявил, что жалеет тех несчастных, которые имели неосторожность жениться, что сам он тоже совершил подобную глупость, но уже сыт ей по горло! Из вежливости все посмеялись этой шутке, но о восстановлении на работу речи уже быть не могло. Вечер принял совершенно непредвиденный оборот. Выходка Верлена расстроила помолвку Лепеллетье. Когда его будущая теща услышала разглагольствования пьяного поэта, она была вне себя от возмущения: «Как, вы водите дружбу с таким пьянчужкой?! Значит, и вы не лучше, а раз так, вы не получите руку моей дочери!»
Чтобы загладить свою вину, Поль прилично себя вел на ужине в новогоднюю ночь, на котором присутствовали его мать и чета Сиври.
Празднование Богоявления по традиции проходило в доме родителей Матильды. Все было относительно чинно и благородно, правда, позднее Верлен написал «рецензию» на этот вечер. В ней изображаются г-н Моте в своей знаменитой шитой золотом «парчовой ермолке, немного криво сидящей на его плешивой седой голове, с бородой польского магната и хитрыми глазами»; г-жа Моте — «почтенная женщина, но слишком добрая»; сам Верлен — подвыпивший зять; Шарль де Сиври — другой зять, он «очень серьезен сегодня вечером», но «не всегда таков»; и, наконец, Матильда и ее сестра Маргарита — «обе пышки, пересмеиваются». Вечер начинается довольно мирно, затем начинается спор, который переходит в драку: бьется посуда, падает люстра. Верлен не удержался от того, чтобы выставить себя в виде, соответствующем его злости; вот как он обращается к своему тестю:
— Вот тебе, старый… горшок!
— Раз!
— Вот тебе, старый дурак!..
— Два![203]
По случаю пятидесятой годовщины со дня рождения Бодлера (7 апреля 1821 года) известный художник Анри Фантен-Латур задумал создать большое полотно, на котором должен был быть изображен автор «Цветов Зла» в окружении знаменитых поэтов. Замысел был аналогичен более ранней картине художника «В честь Делакруа», где он собрал всех выдающихся живописцев эпохи. Фантен-Латур поручил своему другу Эдмону Мэтру пригласить всех знаменитостей — Виктора Гюго, Теофиля Готье, Леконта де Лиля, Теодора де Банвиля и других, но так как большинство из них отказались, художнику пришлось довольствоваться знаменитостями меньшего масштаба.
Вероятно, он присутствовал на декабрьском ужине «Озорных чудаков», после которого у него возник замысел картины «Угол стола». Полотно более не должно было носить официальный, торжественный характер — наоборот, оно стало изображением теплой беседы добрых друзей после хорошего ужина. Нет ни малейшего намека на Бодлера. В письме от 30 декабря 1871 года к своему другу-англичанину Эдвину Эдвардсу он сообщает: «Я уже набросал дюжину лиц, одно другого интересней; они составят коллекцию превосходных портретов»[204].
В конце декабря или начале января 1872 года Верлен и Рембо позировали в мастерской художника на улице Изящных искусств, сначала по отдельности, затем вместе с остальными. Сохранился портрет Рембо, выполненный гуашью, который, помимо фотографии, сделанной Кариа, является самым лучшим его изображением. Верлен, напротив, получился слишком статичным и невыразительным.
Несколько раз приходилось позировать при искусственном освещении, что стало для Верлена новым предлогом не являться домой к семи, священному часу ужина. Однако г-н Моте не находил такой предлог достаточно убедительным: он считал, что это очередная уловка, чтобы не приходить домой вовремя.
В то время все друзья отвернулись от Верлена из-за его упорства, с которым он продолжал опекать и защищать Рембо, вовсе того не стоившего. Опечаленный таким положением вещей, Верлен попытался возобновить у себя на улице Николе регулярные приемы по средам, как делал это до свадьбы. Он разослал приглашения друзьям; сохранилось приглашение, адресованное Стефану Малларме. В нем говорится: «Вы сможете увидеться также с двумя вашими друзьями, которые любезно согласились скрасить мое одиночество». Но ужин, который состоялся в среду 10 января, был первым и последним. С этого дня семейная жизнь Верленов превратилась в ад.
Через три дня произошла новая душераздирающая ссора. Матильда была нездорова[205] и отдыхала у себя в комнате, когда вернулся ее муж. Г-н Моте и его супруга уже отужинали. Полю пришлось довольствоваться подогретым супом и чуть теплым кофе, что привело его в сильнейшее возмущение. Он поднялся к жене и устроил ей сцену. Он кричал, что ему подали холодный кофе, и требовал ключ от ящика с деньгами: он пойдет в кафе, там он выпьет горячего! Но Матильда совершенно спокойно заметила, что ему вовсе не нужно изобретать предлог, чтобы пойти в кафе, он и так проводит там все дни напролет. Эти слова привели Верлена в бешенство. Он схватил маленького Жоржа, которого Матильда держала на коленях, и бросил на кровать с такой силой, что тот ударился о стену, а когда Матильда с криком вскочила, опрокинул на кровать и ее, придавил коленом и стал душить. На ее крики прибежали родители и заставили взбесившегося Поля отпустить жену.
— Убирайтесь! — кричал г-н Моте. — Избавьте нас от своего присутствия! — Не говоря ни слова, Поль вышел и отправился ночевать к матери.
К чему притворяться дальше? В тот вечер Матильда призналась родителям, что муж бил ее, что разбитая губа и синяки на запястьях — его рук дело, а вовсе не результат падения на кучу камней, как она говорила раньше.
На следующий день г-н Моте пригласил врача, чтобы тот официально засвидетельствовал последствия жестокого обращения с его дочерью. Доктор (это был не Антуан Кро, как указывают иные) категорически заявил, что больной нужен полный покой, в том числе и душевный. Г-н Моте мгновенно принял решение: он и Матильда поедут на его родину, в Перигё. Там они поселятся в каком-нибудь уютном отеле.