Я делаю полшага вперёд, глубоко вдыхаю и нажимаю на дверной звонок. Я слышу его переливчатое звучание изнутри, крепко сжимаю пальцы на ручке чемодана и задерживаю дыхание, слыша оттуда приближающиеся шаги. Такое ощущение, будто мои лёгкие прокалывают тоненькой иголочкой, и оттуда, как из сдутого воздушного шарика, спускается весь воздух. Мысль об отце, ждущего меня с готовым симфоническим концертом из гневного соло, заставляет мои внутренности сжаться. Но если ад выглядит так, то я лечу туда первым рейсом.

Дверь с той стороны открывается как раз, когда я делаю усилие, чтобы нажать ещё раз на звонок. На пороге мама.

— Ким? Господи, детка, — и она обнимает меня, так крепко и тепло, что я поначалу теряюсь, а затем зажмуриваюсь, глубоко утопая в родных объятиях.

Мамино удивление непомерно высоко, оно должно бы вызвать у меня замешательство, я ведь предупредила, что приеду. Но я знаю, что это удивление искреннее и безоблачное. Родные люди всегда тебя ждут, где бы ты ни был.

— Привет, мам, — отвечаю я, радуясь тому, что голос меня не подводит, пряча мою неуверенность. — Я тоже очень соскучилась.

— Иди мой руки и к столу. Чемодан оставляй здесь, потом разберём.

Мама потерянно оглядывает меня, тихонько охает, не пряча восхищение в глазах, она мотает головой, явно сдерживая себя от расспросов и убегает, как я подозреваю, вынимать из духовки запеканку, запах которой разносится по всей округе. Мама исчезает в глубине дома, а я и правда оставляю чемодан в прихожей и иду в ванную комнату. Переодеваться или ещё чего не собираюсь, просто умываюсь холодной водой в попытке привести нервы в порядок и долго смотрю на свое отражение.

Все хорошо, ты поступаешь правильно. Он ничего не сделает, нет… Прошло ведь столько времени, все в прошлом, соберись.

Я улыбаюсь своему отражению, стараясь не замечать испуг в глазах своего двойника, и выхожу из ванной. Бесшумно двигаясь по коридору, вслушиваюсь в приглушённые голоса, доносящиеся из телевизора на кухне и энергичное бряцанье посуды.

Я поворачиваю за угол и вижу маму, порхающую около плиты. Слева от нее гудит включенный телевизор висящий на стене, я вижу отца, сидящего напротив меня за главным обеденным столом, откинувшись на спинку.

— Привет, папа, — спокойно произношу я.

Отец поднимает голову.

— Здравствуй, дочь.

Вот и всё.

Я отвожу взгляд, чтобы скрыть неловкость. От моих глаз не укрывается то, что стол украшен разнообразием блюд, он в буквальном смысле чуть не ломится от такого количества еды. Мне неловко от того, что мама столько наготовила, а ведь она готовилась, старалась. Она ждала меня. Но увы как раньше уже не выйдет. Потому что… Потому что я больше не могу.

— Мам, пап, я беременна.

Ну вот. Так просто. И одновременно сложно.

Мама пораженно застывает у столешницы, выронив нож для нарезки. Папа, сидящий за столом, флегматично переворачивает страницу своей газеты. Да, я не скажу, что ожидала взрыва фейерверков, глубокого потрясения и море радости, но как минимум удивление. Он даже не взглянул на меня.

— Ну и кто он? — папа флегматично осматривает страницу, обращаясь скорее к ней, чем ко мне. — Скажи мне, что это тот мужчина, который ухаживал за тобой полгода, а ты все время динамила его. Или всё-таки тот, что продолжал присылать тебе цветы на наш адрес, даже когда ты от нас съехала?..

Я делаю глубокий вдох.

— Кейн Тернер.

Его имя рассекает воздух, словно хлыст, и от этого моя спина покрывается «гусиной кожей». Мне кажется, время зависает в воздухе. Я могу дышать, двигаться, чувствовать, как жилы под кожей перетягиваются друг через друга, а все остальные вокругзастыли на вдохе, обездвиженные и похожие на восковые фигуры. Я явственно ощущаю, как мама затаила дыхание.

Я помню, как папа запретил выговаривать это имя в нашем доме. И я не говорила. Все пять лет молчала, его имя ни разу здесь не звучало. Но вопреки ожидаемому взрыву вулкана, папа медленно выдыхает и спокойно переворачивает страницу, все ещё всматриваясь в свою газету.

— Или же это однофамилец, или у меня явно проблемы со слухом, — он медленно поднимает на меня сверлящий взгляд. Я смотрю на него с вызовом:

— Нет, папа. Это тот самый Кейн.

Отец недолго застывает, глядя на меня, он моргает, но мне трудно прочитать что-то на его лице. Он встаёт, ставит газету вдвое на край свободного от тарелок стола и спокойно направляется на выход. И я понимаю, что эта тишина пугает меня больше, чем крики.

— Пап, ты куда? — удивлённо спрашиваю я.

— Пойду поищу в гараже ружье. Зря я его тогда не пристрелил.

— Папа! Ты не имеешь права так говорить, я уже взрослая и только мне решать, с кем строить свое будущее!

— Ах, будущее?..

— Да, папа, — мой взгляд пылает решимостью, а ещё гневом. — Я переезжаю. К нему. Я приехала к вам, чтобы поделиться своей радостью, но так уж и быть, больше я сюда не вернусь. Я только заберу свои вещи.

Папа болезненно вздрагивает от моих слов, и я понимаю, что мне удалось пробить маленькую брешь в его напускной самообороне. Мама охает, но я даже не успеваю проникнуться выражением ее лица, потому что уже целенаправленно двигаюсь по направлению к выходу.

— Ким, что же такое говоришь? Джордж, ну сделай же что-нибудь! Останови её!

Мамин голос застревает в ушах отчаянным криком и я резко останавливаюсь, переводя дыхание. Моя рука ложится на ручку чемодана, вдох запинается, я торможу. Я медленно оборачиваюсь и вижу в арочном проёме отца. Его взгляд хаотично мечется, зрачки гневно пылают, кулаки крепко сжатые, ноздри раздуваются… Он срывается с места и пролетает мимо меня, угрюмо хлопнув входной дверью. Я чувствую, как сдавленный всхлип рвет горло. Поначалу я пытаюсь сдержать его, но затем начинаю плакать, сотрясаясь в немой истерике. А я так надеялась, что все эти притирки между папой и Кейном остались в прошлом. Я чувствую позади себя тепло, оборачиваюсь в слезах и вижу маму, обеспокоенно застывшую позади меня. Мое сердце пускается вскачь, она делает шаг вперёд и я сдаюсь, повисая у нее не плече. Я чувствую, как она меня обнимает, успокаивающе гладит волосы, прижимая мое дрожащее от тихих рыданий тело к себе, а сама могу думать только об одном.

Не принял.

49

Я смотрю на свой ярко-оранжевый топ, подковыривая его ногтем и думая, откуда на нем это бледное выцветшее пятно, я ведь его почти не носила. Отправляю его