Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я, еще стоя у афиши, когда ко мне выбежал человек во фраке и потянул меня в театр со словами. Давно вас ждем и без вас не начинали. Побыстрее, пожалуйста, уже прозвенел третий звонок.
Тут все стало ясно, Бурмаку спутали с брандмейстером театра, но ему об этом ни кто не сказал. Все хотели узнать, о чем писал Шекспир в «Ромео и Джульетте», ибо ни кто из слушателей деда Бурмаки не только, не видели трагедий Шекспира, они вообще ни когда не были в театре. Но Бурмака о трагедии ни чего не рассказывал, а собирался уйти к себе домой. Тут Валька Пилихатая, тогда еще совсем молоденькая и симпатичная девушка задала Бурмаке вопрос.
— И чего вы там слышали и видели?
Бурмака тут же возгордился, хотя ответ его был простым и коротким.
— Вы историю жизни семьи Яши и Абраши знаете? Так вот, там то же самое, только вместо Розы и Шурика, которые рванули в Мелитополь, Ромео и Джульетта. Одна разница. Роза и Шурик остались живы, а эти дурни взяли и отравились.
После рассказа деда Бурмаки Молдаванка охладела полностью к творчеству Вильяма Шекспира.
Потом, как говорят в Одессе, все умерли. Остался Яша и Абраша. Скандалы прекратились. Теперь Яша и Абраша трудились в своих лавках вместе со своими женами. Жены и у них умерли. Дети, как-то разлетелись по всей России и остались два старика вдвоем. От былого величия уже ни чего не осталось. У Яши была маленькая парикмахерская, на одно кресло, а у Абраши небольшая каморка, где он тачал сапоги. Кто из них первый пошел на примирение, тут вопрос открытый, иногда они вступали в спор, кто первым попросил прошения. Тогда старики ругались, правда, без мордобоя и два дня не разговаривали друг с другом. Вот в таком состоянии они встретили Советскую власть. Советская власть им не была нужна, естественно и Советской власти они не были нужны. В эпоху военного коммунизма Абраша и Яша, как-то быстро постарели, хотя им было лет по шестьдесят, наверное. Для того, что бы узнать каков их возраст, надо было сходить в одесскую синагогу, что на Еврейской улице, либо сходить в греческую православную церковь, что на Екатерининской улице. Но ни кто, ни куда не пошел, так как возраст этих людей, ни кого не интересовал. Вот при НЭПе ребята резко помолодели, они, даже двух молоденьких сестричек себе завели, которые сбежали от них по окончанию новой экономической политики, прихватив с собой, то не многое, что у них осталось. А все началось с Жоры Лома. Семейная жизнь у него складывалась великолепно, а вот Циля, теща его в последнее время взбесилась. После утомительного рабочего дня Жора приходил домой. А что должен сделать первым делом женатый мужчина, у которого есть жена и тёща, когда он только зашел в дом? Нет, не поцеловать жену и сказать тёще добрый вечер, тут вы ошибаетесь. Мужчина должен снять свою обувь. Жора так и делал, он снимал свои огромные кирзовые башмаки, которые он носил, уже лет десять и им сносу не было. И только он хотел поцеловать свою Галочку, как он называл ее нежно, Имя Галатея ему явно не нравилось. Тут Циля поднимала скандал.
— Жора, убери свои ботинки, иначе я их выкину к едрени фени.
Куда она их выкинет, тут понять трудно.
— Они воняют так, как будто месяц назад у нас в передней сдохла собака мадам Клоцман. Хотя мадам Клоцман должна была сдохнуть еще пять лет назад, вместе со своей собакой.
К кому Циля в это время обращалась, к Жоре или мадам Клоцман, которая жила в квартире напротив, и с которой Циля дружила лет сорок, до данного эпизода, Жора не понимал. Все его страдания начались после того, как собачка мадам Клоцман нагадила у двери Цили. Когда Циля выходила из квартиры, она наступила на то гавно, что оставила собака мадам Кацман и, поскользнувшись, нырнула с лестницы на первый этаж. Тут мадам Клоцман сильно повезло, Циля ни чего себе не сломала, а могла. Тогда мадам Клоцман ни кто бы, ни завидовал, как говорила Циля. Она отделалась сильными ушибами, но не было уже доктора Гойхмана, а его сыну она не доверяла. Молодой еще, что бы прикасаться к ее роскошному телу, опять-таки, она так говорила. Циля пролежала на диване месяц, и после этого у Жоры появилась головная боль в виде его ботинок. Видимо Циля не только получила ушибы своей роскошной задницы, она еще ударилась и головой, после чего у неё открылся собачий нюх. Этот диагноз Циле поставил дед Бурмака, когда Жора пожаловался тому на свою горькую судьбу. У Жоры был хронический насморк, но эта болезнь не мешала ему работать в депо. Жора таки дал понюхать свои башмаки деду Бурмаки, как третейскому судье. Дед Бурмака сдуру и нюхнул, во всю грудь, засосав воздух из ботинок, которые Жора держал возле его лица. Недолго Бурмака просидел на своем стуле, очнулся он на земле, когда его окатили холодной водой из ведра. Другой реанимации на Молдаванки не знали, хотя и слово — реанимация появилось через лет пятьдесят. Тут Жора понял, тёща права, хотя теперь и он в душе проклинал мадам Клоцман. Столько лет ни кто не замечал запах, который издавали его башмаки, а тут на тебе, такая проблема появилась. И чего теперь делать Жора не знал, не выбрасывать же эти роскошные ботинки, таких ботинок уже не делают. Эти ботинки Жоре сшил на заказ Абраша Цукерман, ибо таких размеров ни кто не выпускал. После размера такого ботинка, шел размер чемодана. Вот тут-то Жора и сообразил, надо обратиться к прародителю ботинок, может тот чего и придумает. Нашел он Абрашу в удручающем состоянии. Тот сидел на лавке вместе с греком Яшей и мирно разговаривал. Оба старика сильно похудели и ели ли они сегодня Жора не знал. Жора не искал редких слов, а так как старика все звали Абраша с его малолетства, то он так и обратился.
— Послушай Абраша сюда. Циля, теща моя, ну это ты знаешь, хочет выкинуть мои башмаки, говорит, что они падлой воняют. Нет, нюхать их не надо, а то дед Бурмака нюхнул, так его полчаса холодной водой отливали. Помоги Абраша, не выбрасывать же такой