Я заметил их прошлой ночью. С тех пор эти крохотные твари ежедневно появлялись в моей постели.

Те же проблемы проявились на покрывале. И еще на ковре и в кухонной раковине. Однажды тварь появилась на занавеске, но лишь однажды, к тому же она была какой-то недоразвитой: крошечное существо, нечто среднее между луковицей и человеком. Оставалось только слегка встряхнуть штору, и ее не стало.

Эти твари сильно напоминали цыплят с общипанными крыльями. Едва появившись на моих простынях, они тут же начали долбить друг друга своими крепкими острыми клювами.

Насладившись в течение часа этим побоищем, оставшийся победителем сожрал всех остальных, лежавших на поле сражения, после чего, испуская тошнотворный дух, сдох сам. Видимо, объелся, одержимый азартом победы.

Я разглядывал простыни.

У меня затрепетало в груди. Я ждал появления нового монстрика.

И вот он появился, первый мелкий гад.

Это была точная копия «Толстого Гангстера».

Облизывая свой леденец, он опирался ногой на голову только что появившегося из-под него «Молчаливого Гангстера».

— Тебе надо поработать над своим словарем, — сказал «Толстый Гангстер».

Теперь «Толстый Гангстер» стоял подбоченясь. Прямо под ним, точно пузыри из воды, всплывали, вступая в мир, шляпа «Красивого Гангстера» и автомат «Мелкого Гангстера».

Я услышал голос, пришедший откуда-то со стороны.

— Желал бы я знать, утро сейчас или ночь?

Если утро, встал бы и прогулялся, а ночь — так пошел бы спать.

Размышляя над этим, я вдруг понял, что этот голос принадлежит мне.

Я считал тварюг.

— Одна. Две. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять.

Одиннадцать.

Двенадцать.

Тринадцать.

Четырнадцать.

Твари стали сами выкликать свои номера, не успевал я раскрыть рта.

— Пятнадцать.

— Шестнадцать.

У меня появились дурные предчувствия.

Очень дурные предчувствия.

Дурные предчувствия преследовали меня с самого момента рождения.

Как можно меня простить? И все же…

Я стал вспоминать.

Знаете, и голос у меня сел. Стал таким сиплым, что даже тоскливо.

Ненавижу такие голоса.

Совершенно ни на что не похожий голос.

Я стал чувствовать себя… немного лучше.

Да, в самом деле.

У меня появилось замечательное, прекрасное, просто волшебное чувство.

Видите? Мой голос молодеет.

Все больше и больше.

Я взял корзинку с «Генрихом IV» и пошел к реке, что течет на шестом этаже.

Сегодня дул такой сильный ветер, какого я здесь никогда не встречал.

Почти весь солнечный свет отнесло в небеса, отчего стало темно, как ночью.

Я опустил корзину на речную гладь.

Ветер был настолько крепок, что вода у берега струилась против течения. Проплыв немного в этом направлении, корзинка наконец присоединилась к стремнине и поплыла куда нужно, вниз по течению.

В небе что-то летело, но было так темно, что не разобрать.

Вскоре между туч в небе прорезался пучок солнечных лучей, похожий на свет от прожектора, упавший на летевший женский силуэт.

Два сверкающих белых крыла, каждое размером больше ее самой, вставали за спиной. Я не мог себе представить, что могло вынудить эту молодую женщину в такую погоду пуститься в полет.

Видно, она еще не очень хорошо справлялась с крыльями, и порой ее сносило ветром в сторону. Воздушные потоки играли ее телом. Внезапно спикетировав, она достигла речной поверхности, после чего снова взмыла на сотню ярдов ввысь.

— Большой братец, большой братец, — доносились ее слова.

Женщину засосало турбулентным потоком, оторвав крыло, которое унесло точно перышко.

Кружась в воздухе, она стала падать в реку, далеко вниз по течению.

Я отправился в супермаркет за покупками.

Пять черных костюмов. Широкополые шляпы «борсалино». Я смотрел в глаза эксперта, составившего «Энциклопедию гангстерских аксессуаров», он отвечал встречным взглядом, и мы ждали, кто первый рассмеется. Вот как я выбирал себе одежду.

Автоматы. Пистолеты. Обоймы. Ножи. Еще набор карамелек на палочке. Коричные, мятные, кокосовые.

Девушка на кассе одарила меня такой радушной улыбкой, будто готова была обнять и расцеловать.

— Господин будет играть в гангстеров?

— Господин собирается стать гангстером.

— О боже!

— Не трудитесь все это пробивать. Я вас просто ограблю.

— Ой-ой!

«Пользуешься шампунем „Велла“, — хотелось ей сказать. — Запах как от Книги Песен».

Вытащив автомат из тележки с покупками, я направил ствол на пять дюймов выше головы кассирши. Она совершенно ушла в аппарат, выбивая сумму.

— Простите, вы не заткнете уши? Сейчас будет довольно шумно.

— Ой-ой!

Девушка перестала стучать на своей дурацкой машинке и зажала уши ладонями. Какая покладистая.

— Так хорошо?

— Да, спасибо. «Домо аригато».

Я нажал на спусковой крючок.

Осторожно следуя по залам музея со свисающим с плеча автоматом, я что-то искал.

— Вы ко мне? По какому делу? — заносчиво спросил бронзовый старик с пьедестала.

— Нет, к вам у меня никаких дел нет, — ответил я.

— Никаких дел ко мне? Совсем никаких? Что же, я не представляю для вас интереса?

— Ищу другого старика, не вас.

— Я тоже старик. Разве не так?

— Слушайте, у меня нет времени с вами разговаривать. Я тороплюсь.

— А, тогда мне все понятно. Ты просто вшивый, дубиноголовый супер-пупер-остолоп, вот в чем твоя проблема. Проваливай отсюда, тупая задница!