Это пугает меня настолько, что я не сразу осознаю́: я неотрывно смотрю на Сэма, на его профиль, а он в это время прихлебывает пиво и глядит на озеро. Отблеск далекой молнии озаряет его лицо, и на миг он кажется мне странно знакомым. Не как он сам, а как кто-то другой…

Но кто – я не могу вспомнить.

– Что такое? – Сэм поворачивает голову и встречается взглядом со мной. Я чувствую, как жар приливает к моим щекам. Это так странно, что нервирует меня. Я никогда не краснею. Я представить себе не могу, почему неожиданно чувствую себя неловко, не в своей тарелке, хотя сижу на крыльце собственного дома вместе с человеком, который стал для меня хорошим знакомым. – Гвен?

Я встряхиваю головой и отворачиваюсь, но продолжаю ощущать его пристальный взгляд. Словно луч прожектора, скользящий по моему лицу, – теплый и в то же время до ужаса разоблачающий. Я признательна тому, что из-за туч сегодня вечером необычайно темно. Вспоминаю о холодной бутылке с пивом, которую держу в руке; ледяные капли конденсата катятся по тыльной стороне моих пальцев.

Я хочу целовать этого мужчину. Я хочу, чтобы он целовал меня.

Это осознание становится для меня потрясением. Искренним и глубоким шоком. Я не испытывала подобных побуждений уже долгое, долгое время. Я думала, что все это ушло, сгорело в аду преступлений Мэлвина, в огне преданного доверия, который выжег меня дотла. И вот я сижу, дрожа, и желаю, чтобы Сэм Кейд прикоснулся губами к моим губам. И мне кажется, я знаю, что он тоже это чувствует. Как будто между нами туго натянут незримый провод.

Должно быть, это пугает его не меньше, чем меня, потому что Сэм неожиданно допивает свое пиво быстрыми жадными глотками.

– Мне нужно идти, пока не началась гроза, – говорит он, и голос его звучит иначе, чем прежде, ниже и мрачнее.

Я ничего не говорю, потому что не могу. Я действительно не могу придумать, что сказать. Просто киваю – и он встает и проходит мимо меня. Он спускается с крыльца на две ступени, когда я наконец обретаю власть над собственным голосом и произношу:

– Сэм.

Он останавливается. Я снова слышу глухой раскат грома, и еще одна вспышка молнии разрывает небо, словно высверк ножа.

Я кручу бутылку в ладонях и спрашиваю:

– Ты придешь завтра?

Он почти оборачивается.

– Ты все еще хочешь, чтобы я пришел?

– Конечно, – отвечаю я. – Да.

Кейд кивает, а затем быстрыми шагами уходит прочь. Сигнальные фонари, настроенные на движение, вспыхивают на его пути. Я смотрю, как Сэм выходит из ворот на дорогу, и, уже когда проходит половину пути, лампы снова угасают.

Пять минут спустя начинается дождь. Сначала робкие капли, потом равномерное мягкое постукивание по крыше, затем сплошной мерцающий занавес, ниспадающий с навеса над крыльцом. Я надеюсь, Сэм успел дойти домой до начала дождя. И надеюсь, что ливень не смоет наш сад.

Я сижу в тишине, прислушиваясь к равномерному рокоту дождя, и допиваю свое пиво.

«У меня проблемы», – думаю я.

Потому что никогда прежде я не чувствовала себя такой уязвимой. С тех самых пор, когда была Джиной Ройял.

* * *

Это занимает довольно долгое время. Весь последний месяц этого жаркого душного лета мы с Сэмом медленно, почти незаметно ослабляем свою защиту, снимаем свою броню. Мы уже позволяем себе соприкоснуться руками, не вздрагивая при этом, улыбнуться, не обдумывая это заранее. Это кажется настоящим. Это кажется прочным.

Я наконец-то начинаю полностью чувствовать себя человеком.

Я не тешу себя ложной надеждой, будто Сэм может починить то, что сломано во мне. И не думаю, будто он тоже обманывается на этот счет. Мы оба были когда-то ранены – я с самого начала видела это. Быть может, только те, кто испытал настоящую боль, могут воспринимать друг друга так, как воспринимаем мы.

Я все меньше и меньше думаю о Мэле.

Я рада тому, что в начале сентября жара начинает спадать. Снова начинаются занятия в школе, и Коннор с Ланни, похоже, вполне довольны. Кто бы ни обижал Коннора прежде (он так мне и не признался), его новые друзья, которых становится все больше, в состоянии дать отпор. Они собираются каждый четверг, чтобы поиграть в свои настольные игры, и иногда засиживаются до позднего вечера. Я радуюсь их энтузиазму, их увлеченности, их живому воображению. Ланни притворяется, будто считает это глупым, но на самом деле это не так; она начинает брать в библиотеке книги в жанре фэнтези, а прочитав, одалживает их брату. Она перестала называть его Сквиртлом, потому что его друзья сказали, что, по их мнению, это круто.

В конце сентября мы с Сэмом сидим в гостиной почти до полуночи и смотрим старый фильм. Дети давно улеглись спать, я держу в руке стакан вина, привалившись к теплому плечу Сэма. Это редкостное наслаждение – тихий покой. В этот момент я не думаю о Мэле, не думаю вообще ни о чем. Вино помогает ослабить мою постоянную тревожную настороженность и притупляет страх.

– Эй, – тихонько произносит Сэм возле самого моего уха; его дыхание щекочет мою кожу, дразня близостью. – Ты еще не спишь?

– Ничуть, – отвечаю я, делая еще глоток. Он забирает у меня стакан и осушает его. – Эй!

– Извини, – говорит Сэм, – но прямо сейчас мне требуется немного храбрости. Потому что я собираюсь спросить тебя кое о чем.

Я замираю. Я не могу дышать. Я не могу сглотнуть. Я не могу бежать. Я просто сижу и жду, когда спадет маска.

Он продолжает:

– Ты не будешь против, если я поцелую тебя, Гвен?

В голове у меня пусто. Снежное поле на леднике, холодное, гладкое и пустое. Я потрясена этим безмолвием у меня внутри, неожиданным и жестоким исчезновением страха.

А потом ощущаю тепло. Оно приходит в одно мгновение, как будто всегда было рядом и ждало лишь нужного момента.

– Я буду против, если ты не сделаешь этого, – отвечаю я.

Сначала поцелуй выходит осторожным, пока мы оба набираемся уверенности и вспоминаем, как это делается. Губы у него мягкие и сильные одновременно, и я не могу не вспомнить поцелуи Мэла, которые всегда были какими-то пластиковыми. Сейчас в наших действиях нет ничего заученного. Сэм целуется, как человек, который это и намеревается делать. На его губах ощущается глубокий, темный, вишневый привкус бордо. Этот поцелуй заставляет меня понять, как мало я знаю о жизни, как много я потеряла, выйдя замуж за Мэлвина Ройяла. Как много времени я напрасно потратила на него.

Сэм прерывает поцелуй первым и выпрямляется, тяжело дыша и не говоря ни слова. Я прислоняюсь к нему. Он обнимает меня, но я чувствую себя не в плену, а под защитой. В надежной крепости.

– Сэм…

– Ш-ш-ш, – шепчет он мне на ухо, и я больше ничего не говорю. До меня доходит, что он так же напуган всем этим, как и я.

Когда фильм заканчивается, я провожаю Сэма до выхода. Когда он целует меня на крыльце, это ощущается как чудесное обещание того, что лучшее еще впереди.