— Вы не пытались помешать этому?

— Что я мог? События произошли так стремительно… К тому же я не паникёр и не предатель. Эти люди были моими коллегами, соотечественниками. Я был растерян. Весь день, по большей части молчал. Думал. Переваривал. Несмотря на мои сомнения, на понимание, что мы свернули не туда. Что Эссен не тот, которым я его представлял в мечтах. Я не был готов во всеуслышание заявить о своём протесте. Не мог в голос усомниться в линии партии, не мог предать Самуэля. Меня раздирали противоречия. Долг перед партией и президентом, служебный долг, и долг перед своим народом, в который я верил, хоть и понимал, что с ним происходит. Я плоть от плоти этих людей, это мой дом. Да я видел в нём трещину, но до начала войны, надеялся, что он устоит. А потому растерянность — моя реакция.

На следующий день, с восходом солнца мы проснулись в другой действительности. Эссен ввязался в войну.

Сожалеть и менять что-то было поздно. Мне оставалось лишь честно выполнять свои обязанности и пытаться минимизировать последствия. Пусть мы стали авторитарным государством, пусть пропаганда разожгла в людях, чуждую им, убеждённость в своём величии, пусть мне многое не нравилось, что-то даже пугало. Чёрт с ним. В конце концов, войны случались и раньше и будут вспыхивать возможно и в будущем… Не мог же я предвидеть конца этой войны и её масштабов. Я убеждал себя, что могу быть полезен своей колонии, оставаясь на посту. А там посмотрим…

— Как войну восприняло население?

— Как и в большинстве колоний. Вы же знаете. С воодушевлением, будто они давно этого ждали. Миллионы поспешили на призывные пункты в первые же дни. Кто не мог отправиться на фронт, создавали объединения и союзы тружеников тыловой промышленности, намереваясь без сна и отдыха трудиться на благо общего дела. Ковать победу за станком или в полях. Такому рвению позавидовал бы любой властитель прошлого. Самуэль отлично их подготовил. Утром он выступил с обращением к нации и началось…

Война набирала обороты, сформировался Союз, Самуэль Рангози в открытую руководил Сопротивлением, планеты пылали, жертвы росли. В силу нашей удалённости непосредственной угрозы Эссен не испытывал. Метрополия не могла высадить у нас войска, пока не утихомирит или не уговорит сложить оружие, другие колонии, находившиеся между центральными мирами и нашей планетой. Проще говоря, не сдвинет линию фронта ближе к нам. Какое-то время кровавая война оставалась всё же обычной войной. Более или менее понятной и типичной.

— Вы и тогда не знали о лучевом оружии?

— Нет. Узнал позже.

— Каким образом?

— Мой приятель, Франц, он работал в военном ведомстве, мы дружили с тех лет, когда я только начинал свою политическую карьеру… В общем, его арестовали. Неожиданно. Вечером я вернулся домой, было довольно поздно, пришлось задержаться, Союз как раз предпринял попытку захвата Нового Пекина, я готовил речь для Самуэля, на следующий день он собирался выступить в парламенте. В гостиной моя супруга разговаривала с Натальей, женой Франца. Та была в слезах. Плакала и теребила в руках платок. Я поинтересовался в чём дело. Заикаясь и утирая слёзы, она рассказала мне, что Франца три дня назад забрали люди из тайной полиции, пришли утром, когда они спали. Вломились в дом и увезли его, ничего не объясняя, лишь отделавшись стандартным «дело госбезопасности». Больше она его не видела. Мы с женой переглянулись. Всё было ясно. Наверняка новый «неблагонадёжный», теперь это никого не удивляло. Многие за последние месяцы стали чувствовать страх перед тайной полицией и боялись ареста. Прийти могли за кем угодно.

Она просила выяснить его судьбу, помочь. «Ведь ты чуть ли не второй человек в государстве» — сказала она. «Поговори с президентом». Мы с супругой как могли пытались её успокоить и обнадёжить. Я пообещал сделать всё возможное. Уходя, уже перед дверью, она вдруг вспомнила слова мужа. Когда его уводили, он успел поцеловать её и прошептал на ухо непонятную ей фразу «Борроу. Библиотека парламента. 3.12.66». Она не понимала, что это значит. Я снова пообещал сделать всё от меня зависящее для её мужа и мы расстались.

«Ты знаешь, что стоит за этими словами?» — спросила моя жена, когда дверь за Натальей захлопнулась.

«Я догадываюсь» — ответил я.

«Франц, что-то хотел тебе сказать?»

«Возможно»

«Мне страшно, что происходит?»

«Пока не знаю, но выясню… Не волнуйся».

Конечно, она волновалась. Я и сам был взволнован. Франц арестован, мне досталось его послание, будто из детских игр про поиск тайников или дешёвого детектива, словно кодовое слово секретной организации, доступное только для посвящённых… Раньше я посмеялся бы над такой шуткой, но не сейчас. Жизнь Франца была под угрозой, в застенках тайной полиции поговаривали, творилось всякое. Даже я не знал, что случается с большинством угодивших туда. Это явно была не игра.

На следующий день, провожаемый хмурой и озабоченной супругой, я поехал в библиотеку парламента. 3.12.66 — Франц, как и я, очень любил чтение, возможно это нас и сдружило. Когда-то давно, много лет назад, случайно и шуточно мы придумали некую игру. Кто-то из нас брал книгу в библиотеке, читал её, а потом вместо названия, указывал её номер в картотеке. Так, другой, не зная произведения и автора находил эту книгу и получал своеобразный сюрприз. Чистой воды ребячество. Давно мы так не делали.

Я нашёл нужный номер. Толстый том, большой, в жёстком переплёте. Довольно старый. Внутри между страниц, лежал крохотный диск. Дома я изучил записанные на нём файлы и документы…(вздыхает).

Франц действительно был «неблагонадёжный». Я прочитал его короткое письмо, записанное на диске. Оно предназначалось мне и заканчивалось так:

«я уверен, ты тоже понимаешь в какую ловушку мы все угодили… пока не слишком поздно… нужно остановить его… я нашёл доказательства… Лучевое оружие… оно есть у нас, и он его готов применить…» В одном из файлов было подтверждение. По крупицам собранные факты. Оплата, доставка, свидетельства, возможные планы… Франц лично или кто-то ещё нашёл и свёл воедино разрозненные элементы. Сомневаться было глупо. Документы были подлинными. Франца точно арестовали за этот диск.

— Что вы сделали после?

— Я должен был с кем-то поговорить. А единственный человек, которому я теперь доверял, была моя жена. Она выслушала меня. Помню, как обняла и уверенно, без нотки страха в голосе сказала:

«ЕГО действительно нужно остановить».

Сид Майэр

— Юнхэгун меня впечатлил. Монастырь словно вырос на широком уступе огромной горы, гораздо