«Если соль профессии официанта — в чаевых, — рассуждал Карпов, держа перед собой дневник Валентины, — то соль профессии спецслужбиста — в вербовках. Их цель — приобретение негласных помощников, которые бы «таскали каштаны из огня» — добывали оперативно значимую информацию. И таких «таскателей» офицер-вербовщик ищет во всех слоях населения. Едва завершив вербовочную разработку, он уже думает о следующей. Некогда озвученная в присутствии коллег пришедшая мне в голову мысль «секретные агенты приходят и уходят, а мысли об их приобретении остаются» стала крылатой фразой в среде профессионалов. Н-да, было дело…

Я, на заре моей оперативной карьеры, тоже был подвержен «вербовочному синдрому». Жаль, что мне не пришлось жить и работать в те времена, когда люди сотрудничали с органами госбезопасности за одну лишь идею, как это было в 1930 — 1940-е годы! Тогда основным мотивом сотрудничества являлся антифашизм. Похоже, эпоха романтизма ушла безвозвратно, и прежде всего на ниве добывания и охраны секретов…

Сегодня, к сожалению, — генерал шумно вздохнул, — кандидатами на вербовку зачастую движут не земные, а низменные побуждения. Вербовать в основном приходится из числа людей ущербных и закомплексованных, одержимых страстями или наделенных какими-то пороками; страдающих непомерным самомнением и, как им кажется, невостребованных, а отсюда — недополучивших блага и почести за свои реальные или мнимые заслуги; корыстолюбивых, ставящих превыше всего личную выгоду и собственное благополучие; злобных и мстительных, не умеющих прощать обиды; беспринципных, азартных игроков, готовых ради сомнительного удовольствия поставить на карту собственную судьбу и судьбу своих близких…

Разумеется, все перечисленные качества не могут присутствовать в одном человеке, хотя мне приходилось иметь дело и с такими персонажами, которых иначе как «сосуд пороков» не назовешь. Впрочем, зачастую и одного порока достаточно, чтобы оказаться на крючке у спецслужб…

Как сказал кардинал от шпионажа Аллен Даллес: «Спецслужбы взывают к самым низменным страстям и устремлениям и успешно ими используются. В этом — их высший разум».

Н-да, цинично, но схвачено верно…»

* * *

Карпов захлопнул дневник Валентины и только теперь рассмотрел основательно затертую чернильную надпись на клеенчатой обложке: «Досье на безумный мир».

«Действительно, среда, в которой она росла и формировалась, — это безумный мир. Грязи, предательства, одиночества в ее жизни было предостаточно, а она все это время оставалась чувствительным и ранимым ребенком! И это при ее-то красоте…

Но надо отдать ей должное — чувства свои доверяла только дневнику и лишь однажды — Видову. А он не понял, решил, что она сродни: всем его поклонницам раз-другой попользовался — и прости-прощай! Рассмотри он тогда в ее душе настоящую любовь, может, и по-другому все сложилось бы?

Черт подери, что-то тебя, Леонтий, на сентиментальность потянуло! — одернул себя Карпов. — Артур — песня отдельная. Даже не песня, так — блатной мотивчик. Проходимец. Искуситель-сифилитик, проплаченный Борисом Буряце. Похоже, не он ее влюбил в себя — она сама себя в него влюбила. От безысходности. Нужен был персонаж, кто смог бы выместить из ее души Видова, или наоборот — заполнил образовавшуюся там пустоту после того, как Олег от нее отвернулся. Утешения искала. Нечего сказать — нашла!

А Галина Леонидовна — боец! Ишь, пообещала отомстить и сдержала слово. Н-да…

Всю жизнь Борзых карабкалась наверх. Доползла, можно сказать, до определенной вершины, а там вместо золотого трона — койка кожно-венерологического диспансера! Наверх ли она двигалась? Нет — топталась на месте. Пыталась подняться по эскалатору, двигавшемуся вниз. Скорости, ее и эскалатора, совпали в какой-то момент, а она, того не замечая, продолжала маршировать на месте. А окружение — Мальвина, старые пердуны из киношной богемы, наконец, негры — все под руки ее поддерживали! Черт возьми, не каждый выдержит такое испытание на прочность: сменить в одночасье признание и всеобщее поклонение на палату в КВД, а затем и на камеру в Лефортово. Да, тяжело сразу из мягкого вагона — в пропахший отхожим местом плацкарт. При таком раскладе и до самоубийства рукой подать… Стоп! Хватит розовые пузыри пускать, аналитик чертов!»

Карпов отодвинул подальше дневник Валентины Борзых. Взял чистый лист бумаги и стал карандашом проставлять плюсы и минусы.

«Службе нужна «ласточка» — агентесса-обольстительница? Нужна! Борзых может стать таковой? С моей помощью — да! И не просто «ласточкой» — кумиром самых привередливых объектов оперативных разработок, бывшая студентка ВГИК, как никак, несостоявшаяся звезда экрана… Что мы имеем объективно? Девочка беспримерно красива и эффектна — раз. Скрытная, значит, умеет хранить секреты — два. Располагает обширными связями среди интересующих КГБ лиц — иностранцев, представителей московской богемы и столичной «золотой молодежи» — три. Авантюристка? Да! Дерзка, неразборчива в выборе средств в достижении цели. Да! Целеустремленна? Да! Передряги не в силах остановить ее на полпути. Значит, вдобавок и оптимистично настроена? Еще как! Училась во ВГИКе, готовила себя к сценической деятельности? Значит, имеет склонность к лицедейству! Не получилось на съемочной площадке — получится у нас, на ниве контрразведки. Реализовать себя сможет, помогая нам. Ведь профессия секретного агента — сродни актерской, только без цветов и аплодисментов…

Помнится, был я знаком с одним американцем, коллегой из ФБР. В детстве он мечтал стать тапером в борделе, сейчас — резидент в Голливуде. Разницы большой не находит…

Так, а что у нас с сексом, Валентина Николаевна? Ага! Считаете, что секс — это внутренняя свобода? Куда уж более!»

Карпов порылся в сейфе и перечитал протокол первого допроса Борзых.

«В дорожной сумке задержанной кроме прочих личных вещей обнаружен замшевый футляр размером 30х5х5 см, по внешнему виду напоминающий футляр для очков. На вопрос, что в нем находится, Борзых с готовностью ответила:

«Это моя игрушка — искусственный член. Я пользуюсь им, когда партнер не в состоянии меня удовлетворить. Этот резиновый фаллос действует как спринцовка. Я загодя наполняю его теплым молоком, мастурбирую, а когда чувствую приближение оргазма, сдавливаю игрушку рукой, впрыскивая в себя молоко. Имитация извержения спермы абсолютная!»

«Вот и думай после этого: то ли это сексуальная свобода, возведенная в абсолют, то ли нимфомания… Да, похоже, в этом мешке — в Валентине Борзых — немало подарков для Второго главка. Так почему же от них отказываться? — Карпов энергично потер тыльной стороной ладони подбородок. — Я ничего не теряю, выходя на вербовочную беседу с Борзых. Да и после — тоже. Тотальный контроль за ходом выполнения моих первых заданий расставит точки над «i», покажет, готова ли она честно с нами сотрудничать. Надо только дать ей шанс… Подведет — вытащу из сейфа уголовное дело, передам в милицию, и прости-прощай, Валентина Николаевна, — вы не оправдали надежд! Ну что ж, как говаривал вождь всех времен и народов: «Попитка — не питка!»