– Ничего, – отвечаю я, потирая шею. – Не беспокойтесь, поболит и пройдет. В наши дни бывает и похуже.

Ко мне пробирается Володя Рапопорт:

– Яня, что тут у вас случилось?

– Ничего особенного – маленькое недоразумение.

Наконец, отбой. Все вылезли из траншеи. Пора продолжать дежурство. Вдруг кто-то восклицает:

– Горят Бадаевские склады!

Все ахают. На этих складах мука и другие продукты! Но главное, мука – ведь это хлеб! Если склады сгорят, нас ждет голод! Полный голод! Полнейший! Возместить содержимое складов из источников в тылу невозможно: блокада!

Какое-то время я стою, глядя на пожар. Зрелище страшное, зловещее, и в то же время склады горят торжественно, гордо, как бы заявляя: «Мы презираем вас, немцы! Вас и вашу бомбежку»!

Начало октября. Какая изумительная в этом году осень! На дорожках парка целое море золотых, красных и даже багряных листьев – их давно никто не сметает. Не до этого. Война.

Немцы продолжают бомбить каждый день. Артиллерийские обстрелы бывают так часто и неожиданно, что ходить по улицам становится все страшнее.

Наш дядя Павлуша ушел на ночное дежурство – но уже день, а его все нет и нет. Я жутко волнуюсь. Мы с моей сестрой Элей готовимся к приходу гостей: вечером к нам должны прийти наши друзья – режиссеры Арнштам и Калатозов, режиссер и оператор Аркадий Кольцатый, организатор производства «Ленфильма» Игорь Черняк, актрисы Киса Москаленко и Катя Сипавина, польский режиссер Леон Жанно… Сейчас уже не припомню, чья была очередь раздобыть дрова, чтобы растопить плиту на кухне: центральное отопление не включали, и немного согреться можно было только там, если удавалось раздобыть топливо. До сих пор мы все понемногу таскали дрова у Трауберга (с его согласия, конечно), поскольку его самого в Ленинграде не было, зато был кое-какой запас дров. Но теперь запас подошел к концу, и надо было искать другой источник. Проблема нешуточная.

Кроме того, все гости приносили с собой пайки хлеба. Моя сестра резала этот хлеб на маленькие кусочки и жарила их на масле, внешне напоминающем подсолнечное, но на вкус крайне противное – другого не было. Поджаренные кусочки хлеба, которые Эля торжественно называла «птифурами», мы запивали чаем «белая роза». Собственно, это был просто кипяток, но как красиво звучало – «белая роза»!

Дело близилось к вечеру, а Павлуши все еще не было. «Где же он? – лихорадочно думаю я. – Жив ли еще?»

– Сегодня жуткий обстрел, – проговорила Эля, как бы угадав мои мысли.

В это время в замке повернулся ключ, входная дверь открылась, и на пороге появился Павлуша. Цел и невредим.

– Ты жив?! – хором воскликнули мы с Элей.

– Пока жив, – с улыбкой проговорил Павлуша.

Я бросилась к нему, но споткнулась о ящик, про который совсем забыла.

Подхватив меня, чтобы я не упала, Павлуша спросил:

– Что это за ящик?

– Да, действительно, – пробормотала Эля, – откуда он взялся?

– Ах, да! – спохватилась я. – Когда я вернулась с дежурства, раздался звонок. Я открываю дверь, а передо мной вот этот ящик. Правда, с ногами. «Здесь живет Янина Жеймо?» – спрашивает он. «Да, это я». – «Разрешите пройти?» – «Прошу». Ноги вошли, присели, поставили ящик на пол, и наконец я увидела молодого летчика. «Здравствуйте». – «Здравствуйте, – отвечаю. – А что это за ящик?» – «Дело в том, что мы, летчики, смотрели вчера картину с вашим участием – "Приключения Корзинкиной", совсем новую, еще даже официальной премьеры не было. И мы так смеялись, веселились, что даже забыли о войне. А когда фильм закончился, мы решили в знак благодарности преподнести вам подарок. Каждый из нас положил в этот ящик, что мог. Вы уж не взыщите, если что не так, – мы ведь от чистого сердца». Я хотела поблагодарить, но у меня что-то подкатило к горлу. Сказала только: «Передайте летчикам…» – а больше не могу произнести ни слова. Но, видно, летчик все понял и проговорил: «Спасибо. Обязательно передам, вы не волнуйтесь». Я протянула ему руки, которые он крепко пожал. «Разрешите идти?» Он козырнул и вышел.

Выслушав меня, Павлуша вооружился маленьким топориком и стал открывать ящик. Заглянув туда, мы просто не поверили своим глазам: белая булка, колбаса, консервы, шоколад и водка. Мы смотрели на ящик, как на какое-то чудо. Эля, как самая хозяйственная, сразу же бросилась в столовую, чтобы раздвинуть стол. Скоро придут наши друзья – надо торопиться. Я достала белоснежную крахмальную скатерть, накрыла ею стол, поставила тарелки, положила приборы… Всё прямо как до войны. Вот удивятся-то наши гости! Эля с Павлушей в это время уже священнодействовали на кухне: нарезали булку, колбасу, открывали консервы…

Постепенно стали собираться наши друзья. Все по привычке сразу проходили в кухню. А мы предвкушали, какое изумление будет на их лицах, когда мы пригласим их в столовую.

Когда все собрались, Эля торжественно объявила:

– А теперь… прошу всех к столу, – и открыла дверь в столовую.

Все гуськом двинулись туда. Каждый, кто входил, изумленно моргал, тупо уставившись на стол. Вид у всех был глупейший.

Первый тост был за наших летчиков. Второй – за Корзинкину. С отвычки все тут же опьянели. Как потом оказалось, в тот вечер была сильная и продолжительная бомбежка, но мы так шумели, что даже не заметили ее.

Конец октября. Слава богу, пришло, наконец, письмо от свекрови: она с моими детьми уже добралась до Уржума, который так далеко от бомбежек и артобстрелов. Но до чего же долго теперь идут письма! Я чуть с ума не сошла, пока дождалась.

Дежурства нашей пожарной команды продолжаются. Дежурим то днем, то ночью. То на крыше «Ленфильма» (гасим там «зажигалки»), то в самом здании, то на территории киностудии. Все это стало для нас уже привычным, почти будничным делом.

Как-то после дежурства, только я вернулась домой, – стук в дверь. Входит Игорь Черняк, человек необычайной доброты и честности. Он говорит, что сегодня ему на студию позвонил директор кинотеатра «Колос»:

– Он просит вас, Яня, прийти завтра в их кинотеатр на премьерный просмотр «Приключений Корзинкиной». Обязательно! Директор несколько раз подчеркнул, что вы непременно должны прийти. Кстати, – добавил Игорь, – там в буфете будут продавать булочки.

– Бу-лоч-ки?! – завопило все «мое семейство». Теперь «своим семейством» я называю всех, кто перебрался ко мне в квартиру, оставшись без дома после бомбежки. А кто-то потому, что живет слишком далеко от «Ленфильма»: на дежурство-то надо являться вовремя, а транспорт в Ленинграде не ходит.

– Яня!

– Янечка!

– Янина Болеславовна!

– Булочки! Да это же сказка! – продолжает вопить «семейство».

«Вот именно – сказка», – подумала я. Но все-таки они меня уговорили.

На следующий день мы шагаем смотреть «Приключения Корзинкиной». А если честно –