Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он заплатил за билет и вошел в музей, обратив внимание на женщину, очень похожую на его сестру. На прошлой неделе Винсент написал ей и просил приехать в Нью-Йорк на Рождество, но не получил ответа. Ему хотелось показать сестре достопримечательности. Хотя вряд ли ее приезд был бы удобен сейчас, когда они с Дунканом так заняты. Хотя он очень по ней соскучился. Винсент почему-то был уверен, что присутствие сестры изменит его жизнь к лучшему. Оно принесет стабильность, и он не будет чувствовать себя постоянно голодным. Ему не будут так часто требоваться «беседы по душам» с девушками.
«Я совсем не против немного перемениться, доктор Дженкинс. Согласны?»
Может быть, она все-таки приедет на Новый год. Они пойдут на Таймс-сквер и увидят, как будет опускаться шар.
Винсент продвигался по залам музея. Он прекрасно знал, где можно найти Джеральда Дункана. Он находился в той части здания, где были выставлены экспонаты, привезенные из отдаленных уголков земли: сокровища Нила, например, или драгоценности Британской империи. Теперь на втором этаже размещалась выставка греческих древностей. Называлась она «Измерение времени в древности».
Дункан приходил сюда уже несколько раз. Его притягивала выставка примерно так же, как Винсента притягивали порномагазины. Обычно отстраненное, лишенное всяких эмоций лицо Дункана здесь при взгляде на экспонаты озарялось радостью и живым интересом. Винсенту было приятно видеть, что его друг способен хоть от чего-то получать искреннее удовольствие.
В данный момент Дункан рассматривал несколько старинных предметов, называвшихся «ладанные часы». Винсент пристроился рядом.
— Ну, какие результаты? — спросил Дункан, не поворачивая головы. Он увидел отражение Винсента в стекле стенда. Да уж, он всегда такой: всегда настороже, всегда видит то, что ему нужно увидеть.
— Она была одна в мастерской все то время, пока я был рядом. Внутрь никто не входил. А примерно полчаса назад пошла в свой магазин на Бродвее и встретилась там с парнем, который у нее занимается доставкой. И они ушли вместе. Я позвонил и спросил ее…
— Из…
— Из телефона-автомата. Конечно.
Педант.
— И служащий ответил, что она вышла выпить кофе. Вернется примерно через час, но не в магазин. Наверное, он имел в виду, что она пойдет обратно в мастерскую.
— Хорошо, — кивнул Дункан.
— А у тебя какие результаты?
— Пирс огородили канатом, но там никого нет. Я видел полицейские катера на реке. Значит, они еще не нашли тело. К Сидар-стрит я не смог подойти близко. Они очень серьезно подошли к расследованию. Масса полиции. Главных среди них, по-видимому, двое. Одна из них женщина, и симпатичная.
— Женщина, да? — Голодный Винсент навострил уши. Мысль о «беседе по душам» с женщиной-полицейским никогда ему раньше не приходила в голову. Но идея ему сразу понравилась. И очень понравилась.
— Молодая. Едва за тридцать. Рыжая. Тебе нравятся рыжие?
Винсент так и не смог забыть рыжие волосы Салли Энн, каскадом ниспадавшие на старое вонючее одеяло, на котором лежал он.
Острый голод вновь проснулся у него в душе. Даже слюнки потекли. Винсент сунул руку в карман, вытащил оттуда шоколадный батончик и поспешно его съел. К чему клонит Дункан, подумал он, своими словами о рыжих волосах и о симпатичной женщине из полиции? Но убийца больше ничего не сказал. Он прошел к другому стенду, в котором были выставлены старинные часы с маятником.
— А ты знаешь, чему мы обязаны тем, что нам известно точное время?
Профессор снова ступил за кафедру, подумал Умница Винсент, на мгновение после проглоченного шоколадного батончика заместивший Голодного Винсента.
— Нет.
— Поездам.
— Тем, что ходят по железным дорогам?
— Да, именно им. Когда люди целую жизнь проводили в одном городе, никогда и никуда не выезжая, каждый населенный пункт мог начинать день, когда ему заблагорассудится. Шесть часов утра в Лондоне могли соответствовать шести восемнадцати в Оксфорде. Никому не было никакого дела. А если тебе нужно было отправиться из Лондона в Оксфорд, ты просто садился на лошадь и точное время не имело для тебя никакого значения. А после появления железных дорог все изменилось. Если один поезд не выедет со станции вовремя, а другой понесется на предельной скорости, результат может быть весьма плачевным.
— Да уж, верно.
Дункан отвернулся от стенда. Винсент надеялся, что теперь-то они уйдут из музея, поедут в центр и возьмут Джоанну. Но Дункан прошел через весь зал к большому шкафу из толстого стекла. Он был огражден специальными канатами из бархата. Рядом стоял громила-охранник.
Дункан уставился на находившийся внутри предмет: коробку из золота и серебра размером в два фута на два фута и восемь дюймов глубиной. На передней панели этой коробки находилось с десяток различных циферблатов, на которые были нанесены изображения каких-то сфер и того, что походило на планеты, звезды и кометы, а также множество всяких непонятных букв и символов, как в астрологии. На коробке со всех сторон тоже были вырезаны различные изображения, и она была украшена драгоценными камнями.
— Что это такое? — спросил Винсент.
— Дельфийский механизм, — ответил Дункан. — Из Греции. Ему более полутора тысяч лет. Сейчас его возят по миру.
— И что он может делать?
— О, очень многое! Видишь вон те циферблаты? Они показывают движение солнца, луны и планет. — Он посмотрел на Винсента. — На самом деле механизм, который ты видишь, основан на предположении, что Земля и планеты вращаются вокруг Солнца, а не наоборот. Для того времени подобный взгляд был довольно революционным и еретическим. Представь, за тысячу лет до Коперника! Потрясающе!
Винсент что-то смутно помнил о Копернике из уроков астрономии в старших классах школы, хотя в основном у него в памяти осталась, конечно, девочка из его класса, Рита Йохансон. А особенно хорошо он запомнил маленькую и толстую брюнетку, лежащую на животе в поле неподалеку от школы однажды осенью с сумкой из мешковины на голове и едва слышно шепчущую: «Пожалуйста, не надо, пожалуйста, не надо».
— А взгляни на этот циферблат. — Голос Дункана прервал приятные воспоминания Винсента.
— Серебряный?
— Платиновый. Перед тобой чистая платина.
— Которая дороже золота, правда?
Дункан ничего не ответил.
— Это лунный календарь. Но особый. В григорианском календаре, которым мы пользуемся, триста шестьдесят пять дней и месяцы разной продолжительности. Лунный календарь более последователен, чем солнечный григорианский, — месяцы в нем всегда одинаковой протяженности. Только он не совпадает с солнечным календарем. Это значит, что если в нынешнем году начало лунного месяца падает на пятое апреля, в будущем году оно будет приходиться совсем на другое число. Но Дельфийский механизм показывает лунно-солнечный календарь, соединяющий и тот, и другой. Я ненавижу как григорианский, так и чисто лунный. — Последнюю фразу он произнес с какой-то неуместной страстностью в голосе. — Они слишком неряшливы.