– Но порой нм за это здорово достается, – заметил я и рассказал о встрече Пташникова со своим рецензентом Окладиным, о споре, который возник в электричке.

Анна Николаевна удивленно покачала головой:

– Там был и Михаил Николаевич? Вот и верь после этого, что нами правят законы, а не случайности. Впрочем, Михаил Николаевич давно хотел встретиться с Пташниковым. Получается – их свела сама судьба.

– Выходит, вы знакомы и с Окладиным?

– Да, некоторым образом, – как-то странно улыбнулась мне Анна Николаевна. – Скажите, а Окладин знает, что ваш чернобородый попутчик должен приехать в Ростов?

– Нет, я ему не говорил. А в чем дело?

– Если бы Михаил Николаевич знал, что вы будете разыскивать здесь Царские врата из Новгорода, он обязательно посоветовал бы вам обратиться ко мне – ему прекрасно известно, что у меня собраны материалы о всех местных иконостасах.

Я спросил, словно бы мимоходом:

– Значит, Окладин тоже интересовался ростовскими иконостасами?

– В последнее время его больше интересует архитектура ростовских церквей.

– А каких конкретно?

Марк следил за нашим разговором с обостренным вниманием.

– Больше всего он занимался историей Успенского собора, – ответила мне хозяйка.

Я был в недоумении – иконостас Успенского собора был выполнен в восемнадцатом столетии. Что же вызвало интерес Окладина?

Анна Николаевна по-своему поняла мою реакцию:

– До сих пор исследователи не сошлись во мнении, когда этот собор построен: одни считают – в конце пятнадцатого века, другие – в конце шестнадцатого, при учреждении в Ростове митрополии. Михаил Николаевич придерживается своей версии – что собор построен в начале шестнадцатого века, когда было возведено несколько таких соборов, строители которых взяли за образец Успенский собор в Москве.

Мне хотелось спросить, интересовался ли Окладин церковью, где были Царские врата из Новгорода, но не рискнул, не выяснив, откуда Анна Николаевна знает историка, как относится к нему.

В любом случае к моим подозрениям добавилось еще одно – если Окладин был осведомлен, что о ростовских иконостасах все известно Анне Николаевне, так не он ли и подсказал чернобородому обратиться к ней?

Лишь через час, когда мы вышли из гостеприимного дома Анны Николаевны на улицу, я рассказал Марку о странной ночной прогулке Окладина в Александрове, о его появлении в Ростове одновременно с чернобородым, наконец, о их встрече в Ярославле.

Марк слушал меня не перебивая, с застывшим лицом. Мне вспомнилось, какой интерес он проявил к Окладину при первой встрече. Что за этим скрывалось?

Я надеялся, что теперь Марк все объяснит мне, однако он сказал, когда мы подъехали к гостинице:

– Об этом – никому ни слова. Трудно даже предположить, что может быть общего у чернобородого и Окладина, однако факты сами по себе настораживают, я тоже не могу понять, в чем тут дело…

Оставалось надеяться, что сегодня ночью эта затянувшаяся история с чернобородым прояснится.

Не стану рассказывать подробности, как мы с Марком проникли в церковь, как больше трех часов вслушивались в холодную, непроницаемую тишину. Все происходило примерно так же, как в Александрове.

И как в прошлый раз, несмотря на то что мы с таким нетерпением ждали ночного гостя, его явление было неожиданным. По крайней мере я уже начал думать, что он не явится, как вдруг раздался знакомый шум электроножовки.

Распиливали решетку окна в боковом нефе. Не в силах сдержать волнение, я поднялся на ноги, но Марк властно положил мне руку на плечо и заставил сесть.

Сделав последний распил, человек за окном вынул решетку и осторожно приставил ее к церковной стене. Потом в темно-синем сводчатом окне возник неясный черный силуэт, человек ловко перевалился через широкий подоконник и спрыгнул на пол. Замер у окна, прислушиваясь и сдерживая возбужденное дыхание.

Ничто не насторожило его, и он уверенно направился к иконостасу, за которым затаились мы с Марком.

Мне показалось, мы не в церкви, а в кинозале, и перед нами в темноте мелькают кадры, снятые в Александрове.

Только неизвестный приблизился к Царским вратам, Марк рывком поднялся, узкий луч электрического фонарика ударил в темноту и высветил фигуру взломщика.

Перед нами с сумкой через плечо стоял чернобородый.

Он конвульсивно дернулся, хотел броситься назад к окну, но сразу же сообразил, что убежать не удастся, и обмяк, безвольно опустил голову.

– Ваши гастроли закончились, прошу сдать инструменты, – просто, без иронии, сказал Марк.

Чернобородый стянул с плеча сумку.

– Оружие есть?

– Я не уголовник! – презрительно бросил он.

– Да, преступники бывают разные, – вроде бы согласился Марк. – Может, вы себя и преступником не считаете?

– Я не убивал и не воровал! – повысил голос чернобородый, и тоскливый взгляд его скользнул по иконе евангелиста Иоанна на Царских вратах.

Марк поймал этот взгляд:

– Плана, который вы так настойчиво ищете, здесь тоже нет.

Освещенное ярким лучом электрического фонарика лицо чернобородого вытянулось от изумления.

– Вы знаете?!

– Что не знаем – вы расскажете. – И Марк подтолкнул чернобородого к выходу из церкви.

Неподалеку стоял милицейский газик, я не слышал, как он подъехал. Из темноты появились двое милиционеров, усадили чернобородого в кабину. Все было сделано четко, без суеты.

Мы с Марком сели в его «москвич», оставленный за земляным валом, и через несколько минут были в отделении милиции – двухэтажном здании на берегу озера Неро.

В комнате, где проводился предварительный допрос, остались я, Марк и чернобородый. Только здесь он узнал меня, потемнел лицом от злости и растерянности. Сработал тот самый психологический момент, на который рассчитывал Марк, приглашая меня принять участие в этой операции, – чернобородый решил, что за ним давно следили.

Марк положил перед собой листы чистой бумаги, к которым потом так и не притронулся, и задал чернобородому первый вопрос:

– В Москве вы называли себя Кириллом Борисовичем, в александровской гостинице представились как Кондратий Иванович Бусов. Ваши настоящие имя и фамилия?

Чернобородый посмотрел на Марка, потом на меня – и отвел злые, мрачно блестящие глаза в сторону:

– Я – Отто Бэр, сотрудник торгового представительства… – И он назвал одно из европейских государств.

Это признание поразило меня. Вспомнил девчонку-экскурсовода, которая сказала возле Ильинской церкви в Ярославле, что чернобородый похож на иностранца. А мне это и в голову не приходило, акцента в его речи не слышалось совершенно.