Мы живем в цифровую информационную эру — эру мгновенных ответов и легковесных утверждений. Я могу окружить себя друзьями и последователями, виртуальными или реальными, которые будут эхом откликаться на любые мои слова, поддерживать мои идеи и одобрять мои рассуждения. Я могу жить в среде, где все со мной согласны, и чувствовать себя уверенно благодаря поддержке моего «сетевого племени».

Как мы можем замедлить процесс?

Можем ли мы позволить себе быть неправыми?

Можем ли мы спрашивать иначе?

До сего момента мое расследование о вопросах, которые мы задаем себе и другим, продвигалось в нескольких направлениях — каждое из них предполагает свой результат и особый подход. Но на любом из этих направлений разумно сформулированные вопросы помогают добыть информацию, получить ответы и что-то понять.

Но есть одно направление, где вопросы задаются неспешно, быстрые ответы не нужны, а с неопределенностью приходится смириться. Задавая эти вопросы, вы пытаетесь опровергнуть собственную гипотезу, чтобы увидеть, что, возможно, вы правы. Нужны ли они в нашем мире мгновенных ответов?

Конечно же да. Неспешные вопросы существуют в рамках совершенно иного подхода. Это пытливое око науки, которое всматривается во тьму неведомого, чтобы найти объяснения тайнам физического мира. Задавая такие вопросы, вы признаете, как много нам еще неизвестно. Этот метод предполагает, что вы начинаете с нуля.

Выделите проблему, сформулируйте вопрос. Возьмите нечто объективно существующее и измеримое в реальном мире и задайте вопрос. Что здесь происходит? Из-за чего это происходит?

Предложите объяснение. На основании ваших наблюдений, опыта и имеющихся фактов и данных сформулируйте четкую гипотезу, которая могла бы объяснить ситуацию.

Подвергните вашу гипотезу проверке. Экспериментируйте и проводите замеры в течение некоторого времени. Попробуйте доказать, что вы неправы. Как еще можно объяснить ситуацию? Что вы упустили? Не кроются ли ошибки в вашем подходе и ваших данных? Если ваша гипотеза выдержала проверку, значит, вы продвинулись вперед.

Поделитесь. Если вы считаете, что обнаружили нечто важное, продемонстрируйте ваше открытие другим знающим людям. Пусть они рассматривают и критикуют его. Видят ли они что-то, чего не увидели вы? Не возникло ли у них нареканий к вашему методу и вашим данным? Если нет, то у вас, вероятно, есть теория, в соответствии с которой можно действовать.

Процесс, который опирается на научные вопросы, вращается вокруг данных, экспериментов и наблюдаемого факта. Этот метод порой кажется пугающим, поскольку требует концентрации внимания, нетипичной для мира мгновенных ответов. Он требует дисциплины, без которой невозможно качественное исследование и принятие верных решений. Вспомните любой случай, когда ваш выбор или ваши действия не привели к тому, на что вы надеялись. Вы задумывались когда-нибудь о том, как все могло бы сложиться, если бы у вас было больше информации или если бы вы более критически оценили ту, которая имелась? Случалось ли вам полагаться на собственные догадки, а потом сожалеть, что нельзя все переделать, на сей раз опираясь на проверенную информацию? Что могло бы быть иначе, если бы вы более рационально подошли к выбору машины или бизнеса для инвестиций? Что если бы вы умели искать ответы, используя научные принципы?

Я подумал: можно ли сделать немного «научнее» вопросы, с которыми мы сталкиваемся каждый день? Как обычный человек может применить методы научного исследования? В первую очередь я должен был увидеть, как это работает. И я отправился в широко раскинувшийся прямо за окраиной Вашингтона кампус Национального института здоровья, чтобы поговорить с одним из ведущих ученых страны. Всю свою жизнь он пытался раскрыть тайны мира, где исследования всегда подвергаются критике, гипотезы возникают, чтобы быть опровергнутыми, а вопросы лишь порождают еще больше вопросов.

Мир науки в Бетесде, штат Мэриленд, представляет собой резкий контраст с миром политики соседнего Вашингтона, где люди ждут быстрых и конкретных ответов на свои вопросы. Но, в отличие от политики, в науке приветствуются открытия, а неизвестное воспринимается как вызов, а не как проблема. В науке факты нужно узнавать, а не эксплуатировать и в центре внимания всегда точные данные, а не чье-то мнение.

Доктор Энтони Фаучи уже более тридцати лет руководит Институтом аллергических и инфекционных заболеваний. В отличие от большинства жителей Вашингтона Фаучи держится в стороне от политики. Он считает себя «самым честным брокером науки». Он обращает мало внимания на политические ярлыки и не выносит идеологии, если она мешает внедрять важные открытия и искать новые методы лечения. Фаучи имеет дело с медицинскими фактами и трудоемкими, кропотливыми биологическими исследованиями. Его вопросы вырастают из его наблюдений и стремления докопаться до истины.

Фаучи встретил меня перед своим просторным офисом через несколько минут после семи вечера. Прямо перед этим он завершил уже не первую за день работу — за столом доктор был с шести утра. Он всегда имел репутацию трудоголика, человека, который никогда не отдыхает. Невысокий и подтянутый мужчина за шестьдесят, который так и не избавился от бруклинского акцента, Фаучи до сих пор бегает марафоны и работает не покладая рук. Его кабинеты завалены книгами и журналами; на стенах — целая галерея его жизни: фотографии с пациентами, президентами, врачами и учеными всего мира, вехи его борьбы со смертельными заболеваниями — СПИДом, атипичной пневмонией, малярией, вирусами Эбола и Зика.

Фаучи с особенной гордостью показывал одну фотографию, сделанную примерно в 1989 г. На ней Энтони сидит с президентом Джорджем Бушем-старшим и его женой в окружении ученых и пациентов со СПИДом. Президент Буш только что одобрил значительное увеличение финансирования исследований СПИДа, за которое боролся Фаучи. Это стало огромным шагом вперед по сравнению с той ситуацией, которая сложилась при предшественнике Буша — Рональде Рейгане. Полученные средства помогли завершить исследования, в которых были найдены эффективные средства борьбы с болезнью и произошло несколько важнейших прорывов. Однако для этого потребовалось много лет страданий, споров и тяжелой работы ученых.

Я впервые встретился с Фаучи лично в начале 1980-х, когда он проводил брифинг о загадочном заболевании, которое поражало, как тогда казалось, в основном мужчин-геев. У болезни еще даже не было названия. Я тогда работал корреспондентом в Белом доме и знал, что президент Рейган не желает даже обсуждать это. У него и его жены Нэнси было много старых друзей-геев еще со времен их жизни в Калифорнии. Актер Рок Хадсон, ставший первой жертвой этого заболевания среди звезд первой величины, присутствовал на государственном обеде, который давали Рейганы, всего за три недели до того, как ему был поставлен диагноз. Но при этом сама тема болезни из-за ее связи с гомосексуализмом в то время оставалась табу для политиков.

Фаучи всегда был тем, кто задает вопросы и ищет ответы. Как и другие ученые и исследователи, он, видя проблему — в данном случае болезнь, увлекается ею и превращает ее в исследовательскую задачу, основанную так или иначе на главном вопросе вселенной: