Одной мысли о завтраке, приготовленном заботливыми руками вурдалака, было достаточно, чтобы аппетит подал в отставку.

— Мы кофе сварили, — поспешно добавил Альфред.

Эрик обернулся. Из кухни все еще валил дым, словно там проводила учения пожарная команда.

— Благодарю, — выдавил он между приступами кашля, — что вы здесь делаете?

— Учу Альфреда играть на органе, — Герберт потрепал друга по волосам. — У него неплохо получается. Еще лет 50 и он будет обеспечивать аккомпанемент на балах. А я, наконец, смогу потанцевать.

— Вы музицируете? — недоверчиво спросил Призрак.

Ведь занятие музыкой требует внимания, концентрации, а разве можно на чем-то сосредоточиться, если постоянно думаешь о крови? Хотя для кого и крики жертв музыка.

— О да! — вступился Альфред. — Он превосходно играет, да и поет тоже. Герберт, ну, покажи Эрику!

Прежде чем Призрак успел заявить ноту протеста, вампир коснулся клавиш и заиграл какую-то венгерскую мелодию, затейливую и несколько дисгармоничную. В другое время Эрик ни за что бы не позволил, чтобы его орган оскверняли исполнением народной музыки, но игра вампира была безупречной. Ему не мешали ни длинные ногти, ни белокурые пряди волос, щекотавшие лицо. Пальцы касались клавиш так быстро, что в глазах начинало рябить. А потом он запел на незнакомом языке, чуть растягивая слова. Подземелье погрузилось в атмосферу сельского праздника. Эрику невольно захотелось взять скрипку и присоединиться к веселью.

— Это песня про то, что нужно уничтожить вурдалаков, взломать их гробы и развеять прах. Крестьяне обычно поют ее, когда приходят к нам во двор с вилами и горящими крестами. Раньше они пели чаще, а в последнее время успокоились. Теперь думают лишь о том, как бы вырастить урожай побогаче с помощью разных там удобрений, а вампиры им уже не так интересны. А жаль, я привык засыпать под эту мелодию, она мне вместо колыбельной, — Герберт улыбнулся. — Разумеется, дома петь такое мне не позволено.

— Ну как, вам понравилось? — спросил Альфред.

— Виконт играет… неплохо. Брали уроки?

— Нет. Играть меня научила… — вампир замолчал, потом продолжил, тщательно подбирая слова, — научили в детстве.

— Кто поставил вокал?

— Никто. Просто я люблю петь в ванной.

Призрак сердито махнул рукой.

— Невозможно. Так петь никогда не научишься, если просто мурлыкать мелодии в ванной.

— Это зависит от того, сколько времени там проводить.

А ведь он действительно прав, подумал Эрик. Если у тебя в запасе вечность, можно научиться решительно всему. Будь он сам бессмертным, то не только дописал бы «Дон Жуана», но и создал еще столько прекрасного! С другой стороны, раз уж вампирам не нужно торопиться, чтобы закончить дело в отведенный срок, то вряд ли они могут по-настоящему порадоваться свершениям. Все равно что пробежать марафон или пройти его пешком, время от времени устраиваясь на пикник. Вкус успеха всегда будет пресным.

Хотя играл виконт действительно хорошо, позволять этой парочке крутиться возле органа было так же глупо, как доверить годовалому карапузу фарфор Веджвуд. Со вздохом Призрак произнес:

— И все же, отойдите от органа и не приближайтесь к нему более. Не хватало еще, чтобы вы его сломали.

Понурившись, Герберт исполнил эту просьбу, бросив на орган прощальный взгляд и нежно погладив его по клавишам. Теперь вампиры смотрели на Призрака глазами печальных котят, и он почувствовал, как в груди зашевелилось сострадание.

— Если хотите, я возьму вас на экскурсию по Опере, — предложил он. — Например, у нас такая интересная кочегарка, я мог бы рассказать про строение печей. Или же пойдемте посмотрим гидравлические механизмы.

Вампиры просияли, когда описание всех этих интригующих достопримечательностей было прервано появлением Куколя.

— Никуда мы сейчас не пойдем. Мне нужно серьезно поговорить с вами, Эрик, — нахмурился горбун. — Почему вы не рассказали про письмо?

— Письмо? Не понимаю, что вы имеете в виду!

— Письмо, — терпеливо пояснил Куколь, — это знаковая система закрепления мыслей, позволяющая передавать их на расстояние. Но сейчас я говорю о конкретном письме. О том, что вы отправили мадам Жири. О том, в котором вы пообещали, что Мег станет императрицей.

Перво-наперво следовало заняться камуфляжем. К счастью, за кулисами Куколь наткнулся на рабочего, который мирно спал, завернувшись в задник с изображением звездного неба. Над головой мужчины клубились алкогольные миазмы. Без особого труда горбун снял с него потрепанную кепку и жилет, весь в разводах краски, будто его использовали в качестве палитры. Не открывая глаза, рабочий лишь перевернулся на другой бок, пожелав какой-то мадам Бек подавиться его жилеткой, раз уж за квартиру ему все равно платить нечем.

Ведро с засохшей известкой и малярная кисть были завершающими штрихами костюма. Теперь можно смело разгуливать по Опере и совать нос в решительно любое дело, потому что наряд рабочего — это пропуск куда угодно. На такую мелкую сошку никто не посмотрит дважды. Даже если сия персона отличается столь экзотической внешностью.

Куколь прогулялся по коридорам, то и дело ненавязчиво заглядывая в открытые двери. Так, он прошел мимо гримерки примы Ла Сорелли и увидел, что вся комната была увешана подковами, крестами, медальонами и вырезками из газет религиозного содержания. Шерлок Холмс, посетив это помещение, решил бы, что его обитатель или профессиональный налетчик на кузни, или же оптовый торговец реликвиями. На самом деле, суеверная итальянка пыталась обезопаситься от нечистой силы, воплощением которой являлся Призрак Оперы. (А он и вправду обходил ее грим — уборную за сотню лье. Пусть священные предметы и не имели над ним силы, зато подкова, запущенная в голову, оставляет шишку.)

Следующей остановкой на пути трансильванского разведчика был зал для репетиций, с высокими окнами и роялем в углу. Очевидно, что перерыв все еще продолжался, потому что девочки, вместо того чтобы отрабатывать па, сгрудились у двери и делили плитку шоколада. Услышав шарканье ног, балерины встрепенулись, но тут же захихикали и принялись дразнить рабочего, высунув коричневые языки.

У станка стояла только одна девушка и поднимала левую ногу, вверх-вниз, вверх-вниз, как взбесившийся циркуль. От нее пахло потом и тальком. Черные липкие кудри так и лезли в рот, и девушка сердито смахивала их рукой. Такое упорство Куколь замечал только у молодого господина, когда перед Балом он часами просиживал за туалетным столиком, расчесываясь или нанося румяна. И прежде чем закрыть за собой дверь, он украдкой смотрелся в зеркало, а взгляд у него был такой же, как сейчас у юной Жири…

… словно на мгновение правила игры изменятся…

.. и он наконец пожнет плоды своих усилий…

…и она добьется всего благодаря одному лишь трудолюбию…