— Когда с ремонтом было покончено, я поработал над манерами готического злодея. К счастью, и тут «Альманах» пришелся как нельзя кстати. Например, я узнал что при встрече с дамой злодей не может беседовать о погоде. Отнюдь! Он должен опуститься перед ней на колени и многозначительно молчать — пусть девица думает, что стоит ей пошевелиться и ее схватят за ногу! А говорить следует отрывистыми фразами, с завываниями вместо знаков пунктуации. Еще должны быть постоянные угрозы, шантаж и крики, желательно со швырянием вещей — в книге написано, что чем дороже швыряемые предметы, тем лучше. А участие фамильного сервиза придает ссоре особую пикантность… Кроме того, внешний вид тоже очень важен. Когда-нибудь видели демона в фетровой шляпе и в подтяжках, расшитых маргаритками? Вот-вот. Нужно было обзавестись таким плащом, при одном взгляде на который вспоминаются «крылья ночи.» Еще им нужно постоянно махать, — Эрик задумался, — наверное потому, что в нем чертовски жарко, особенно в августе. А так хоть какая-то вентиляция.

— Маску вы тоже надели по совету автора? — спросил Альфред с надеждой и тут же ойкнул, почувствовал на запястье острые ногти виконта.

Призрак провел пальцами по маске. Ох, если бы! Если бы можно было снять и ее, и то, что под ней, а за этими двумя слоями оказалось бы лицо. Пусть самое заурядное, но все же лицо.

— Нет, маска всегда была частью моего гардероба, — обронил Эрик. — И она пришлась как нельзя кстати, не находите? Я запросто сойду за злодея и без всех этих ухищрений…

— Была ли мадемуазель Даэ напугана тем, что ее Ангел Музыки оказался Призраком из подземных недр? — вмешался горбун, не желая обострения конфликта.

— Не сразу. То-есть, я все таки пригласил ее погостить в моем доме — подробности о ее пребывании вам расскажет виконт. Чего стоило только ежедневное катание на лодке! Терпеть не могу управляться с шестом — все равно что есть кашу зубочисткой! Особенно когда он за дно цепляется… А обеды! Ох, ну за что мне это?!

— Надо полагать, мадемуазель Даэ, все еще пребывая в нежном возрасте, не умеет готовить?

— Что вы, очень даже умеет! Каждый день на столе меня ждал обед из трех блюд — овощной бульон на первое, сельдерей под шпинатным соусом на второе, а на десерт, — Призрак шмыгнул носом, — засахаренные фиалки. Неудивительно, что все костюмы на мне теперь просто висят.

— Но если Кристина ввергает вас в такой ужас, то зачем вы последовали за ней на кладбище? — спросил Альфред, смутно припоминая давешний разговор с Раулем.

— Опять же из-за мадам Жири. Убираясь в моей ложе, она завела монолог о том, как вредно молодой девушке путешествовать одной, особенно в такую языческую глухомань, как Бретань. Мне ничего не оставалось, как согласиться ее сопровождать. Ну и скрипку захватил, чтоб быстрее ночь скоротать. Кто же знал, что Кристина уже позаботилась о компаньоне? Бедный мальчишка де Шаньи, когда он увидел меня, то даже чувств лишился. Небось подумал, что сам бретонский Анку вышел его поприветствовать. И почему таких слабонервных во флот берут? Но в любом случае, он выигрывает в сравнении с таким готическим злодеем, как я! — Эрик было приосанился, но его плечи вновь опустились. — Пока вы не пришли и все не испортили! Она уже спрашивала у примы Сорелли, бывает ли флер д'оранж розового цвета, а теперь заперлась в гримерке и учит котенка носить шлейф. Все пропало! И мне уже никогда не быть вместе с… впрочем, какая теперь разница.

Несмотря на хромоту, Куколь проворно сбегал в кухню и вернулся с бутылкой коньяка.

— Давно вы знакомы с мадам Жири, Эрик?

Призрак Оперы залпом опрокинул рюмку.

— Уже несколько лет, с тех самых пор как она поступила служить сюда.

* * *

…Сначала его ужасно злило, что в ложе крутится какая-то неопрятная старуха — наверняка подглядывает и вынюхивает, чтобы поделиться с товарками свежей сплетней. Следовало бы сказать директору Полиньи, чтобы во время представлений в ложу номер пять вообще никто не совался. Подставка для ног ему не нужна — у привидений априори нет ног — а либретто опер он и так знает наизусть. Ну да пусть себе работает, негоже лишать женщину места из-за каприза пожилого мизантропа.

Иногда она говорила в пустоту, что если мсье что-то понадобиться, пусть только скажет. Иногда мурлыкала себе под нос оперные арии, отчаянно фальшивя — зато и на сцену не рвалась, а ведь Опера знавала примадонн, что пели куда хуже нее.

Однажды в зале проводилась генеральная репетиция «Сильфиды,» а мадам Жири, подметавшая в ложе, вдруг задернула штору и опустилась в кресло, что билетершам было строго воспрещено. Призрак уже приготовился отчитать нахалку, но женщина быстрым движением отколола шляпные булавки и сдернула чепец. Интуиции вопреки, волосы ее были не седыми, а темно-каштановыми, густыми, хотя и слегка засаленными. Чуть покачивая головой в такт музыке, она пропускала пряди сквозь пальцы, а Эрик почти с ужасом заметил, что смотрит на нее, не в силах оторваться. В кои-то веки ему не было дела до того, что арфист тянет струны точно обезьяна лиану, а трубач опять налил в валторну ром и попивает его каждый раз, когда подносит инструмент к губам.

Мир сжался, сконцентрировался на кончиках ее пальцев. И можно было отдать все что угодно — даже миг, когда он услышал первую мелодию в бренчании колокольчика над колыбелью — за то, чтобы эти пальцы погладили его… ну хотя бы по плечу.

Эрик попытался отогнать желание, дать ему пинка, словно собаке, что пытается стянуть лакомый кусок с хозяйского стола. Швырнуть палкой, пусть убирается обратно в конуру! Он Призрак, и человеческие отношение не про него. Если даже собственные родители…! А тут женщина, такая чужая…

… но которая вместе с тем сидит в его ложе. Фактически у него в гостях, правда? Ее лицо блестело от пота, на щеках играл румянец, а когда в дальнем углу сцены показалась малышка Мег, переступая с ноги на ногу, женщина подалась вперед, не зная, что совсем рядом незнакомец повторил ее движение. И оба они следили за неловкими па девочки, словно она была их общей.

По окончанию репетиции, она вновь напялила бесформенный чепец, запахнулась в шаль и принялась размашисто протирать перила. Призрак наблюдал за ней, мысленно величая себя дурнем. Почему он не понял с самого начала? Он, который знал о масках больше, чем завсегдатай венецианского карнавала? Это каким же нужно быть идиотом.

Хуже всего то, что он не может ей помочь. Разве что сделаться для нее чем-то вроде доброго духа? Оставлять щедрые чаевые? Помочь Мег попасть в основной состав кордебалета? Вот только зачем? Домовому оставляют миску молока в углу, никому не придет в голову пригласить его за стол.

Но попробовать все же стоило.

«Сударыня, вы не принесете мне скамеечку для ног?»

* * *

— Но неужели вы никогда не пытались рассказать ей про свои чувства? — спросил Герберт, поглаживая Альфреда, зарывшегося лицом в диванную подушку.

— Несколько раз я оставлял в ложе розы, а однажды положил на перила веер.