Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У рек — цветные имена — Бланко, Колорадо, Негро... Одни летят вниз по прямой, другие выпрыгивают откуда-то сбоку (говорят, здесь водятся гуанако, но пока я их не видел). Все реки спускаются в долину. Летом, разбухая, они меняют русло и цвет и приносят с собой невероятное количество глины и песка. Мы пересекли желтую, образованную наносами возвышенность под названием Парамильо де Хуан Побре — любопытное зрелище для геологов — и прибыли на место к обеденному часу. Оказалось, что это не в самом Пунта де Вакас, а в двух километрах от него. Я страшно обозлился, подумав, что зимой из-за снега останусь без женщины — уж какая-то должна мне приглянуться! — но потом успокоился, поняв, что сумею дойти до селения пешком и для меня не помеха даже эти округлые обломки скал, которые периодически скатываются с высей, перекрывая дорогу.
Под строительство выбрана площадка наподобие платформы, имеющая незначительный уклон, причем на хорошем расстоянии от возможных оползней. С одной стороны она отгорожена рекой, которая срывается вниз с семиметровой высоты мощным водопадом, а затем мирно, точно вода из-под крана, течет в долину. В этих горах нет ничего, кроме базальта, сланца, смолистой харильи и колючек. Все остальное доставляется на машинах... С другой стороны будущий отель защищает огромная скала, похожая на красноватую пилу с острыми зубцами, или на церковную крышу, а может, на вокзал Сент-Панкрас в Лондоне. Небо здесь так сужено, что солнце заглядывает сюда лишь в половине десятого утра, а в половине пятого торопливо исчезает, будто страшась холода и ветра, которые всегда одерживают над ним верх.
Ветер! Да разве в этих горах смогут жить богатые дамы, ревниво оберегающие свои прически? Ведь здешние ветры переворачивают камень, как пушинку. Я так и слышу жалобы этих дам на головную боль от беспрестанного ветра, и мне даже хочется поскорее завершить строительство первого отеля и улучшить конструкцию окон, чтобы они плотнее закрывались. Очень скоро мы отстроим временное пристанище, если сюда не пожалует этот назойливый Энрике.
После обеда оба инженера познакомили меня с проектной документацией и повели на стройку. Оба были очень довольны, что обошлись без архитектора и заказали внутреннюю облицовку здания мастерской мраморных изделий в Мендосе. Правда, с этой мастерской вышел небольшой конфликт из-за ста двадцати восьми распятий для спален. Распятия были изготовлены из черной гранитной крошки, но их размеры не значились ни в одном из технических заданий. Вообще-то я сам договаривался о размерах и поэтому не слушал возражений Бальсочи, который чего-то опасался. Что и говорить, я во многом перегибал палку, но бедняги-строители ходили у меня по ниточке... А развлечений — почти никаких, кроме редких писем и этого дневника. Хотя как-то раз, во время строительства секции для обслуживающего персонала, я сумел засунуть надутую камеру футбольного мяча без покрышки в одну из колонн, когда ее заполняли бетоном. А когда снимали опалубку, ахнули, увидев эту камеру. Пришлось заполнять круглую полость разведенным цементом. История быстро обросла разными слухами и послужила поводом для увольнения нескольких человек. Мяч, кстати, принадлежал Бальсочи...
Как только мы вернулись в контору, мои коллеги решили, что пора посвятить меня в тайны строительства отеля. Мне не пришлось изображать неподдельное любопытство, поскольку я очень хотел услышать все из их уст.
II
БАЛЬСОЧИ. — Вы ничего не заметили странного в Буэносе-Айресе за последнее время?
Я. — Нет, ничего.
БАЛЬСА. — Да зачем тянуть кота за хвост (точно ему и впрямь приходилось мучать котов)? Вы что-нибудь слышали о донги?
Я. — Нет. А что это?
БАЛЬСА. — Разве вы не замечали, что в метро на линии «Конституция» — «Боэдо» поезда никогда не доходят до «Боэдо», а высаживают пассажиров на временной станции с дощатой платформой. Туннель идет вглубь, но там работа остановлена и отверстие забито досками.
БАЛЬСОЧИ. — Через это отверстие и вылезли донги.
Я. — Кто это?
БАЛЬСА. — Подождите, я вам объясню...
БАЛЬСОЧИ. — Говорят, что донги займут место человека на земле.
БАЛЬСА. — Сейчас я вам объясню... Издаются специальные бюллетени для ограниченного пользования, а некоторые строго засекречены. Так вот, там в сжатой форме изложены статьи зарубежных ученых и аргентинцев. Я читаю эти бюллетени и оттуда, к примеру, узнал, что в разные эпохи на Земле господствовали разные животные. В настоящее время господствует человек, потому что он обладает высокоразвитой нервной системой, которая позволяет ему сохранять главенство над всеми. Однако животное, которое называется «донги»...
БАЛЬСОЧИ. — Оно называется «донги», потому что французский биолог Доннеги (он пишет фамилию на бумаге и показывает мне) был первым, кто им заинтересовался и стал его изучать. В Англии это животное назвали «Доннеги Пиг», но теперь принято говорить «донги».
Я. — Это свинья?
БАЛЬСА. — Нет, но напоминает молочного полупрозрачного поросенка.
Я. — И чем примечателен этот донги?
БАЛЬСА. — У него необычайно развита пищеварительная система, и он способен переварить все — землю, железо, цемент, дерьмо, да что угодно. Это омерзительное животное ест то, что находит.
БАЛЬСОЧИ. — Они слепые, глухие и живут в темноте. На вид — какая-то помесь червяка с поросенком.
Я. — Они размножаются?
БАЛЬСА. — Почем зря! Отростками, представляете!
Я. — И завелись в туннеле «Боэдо»?
БАЛЬСОЧИ. — Да нет! Их там обнаружили, а вскоре увидели и на других линиях, особенно где туннель упирается в тупик, или где подземное депо. У станции «Конституция» этих донги — тьма-тьмущая, а в туннеле, который ведет к «Бельграно», их до черта. Эти донги развелись повсюду, прорыли, наверно, ходы во все стороны — и на «Чакариту» и к «Примера Хунта». А посмотрели бы вы, что творится на линии «Онсе»!
БАЛЬСА. — За границей не лучше! В каждой подземке их полно. В Лондоне, вот где им раздолье, там же сплошные туннели... Словом, везде, в Нью-Йорке, в Мадриде... Будто кто семена сеет повсюду.
БАЛЬСОЧИ. — Судам, прибывающим из зараженных стран, запрещено швартоваться во многих портах мира из опасения, что в трюмах есть донги. Но это не выход... Да и в некоторых портах еще почище, чем у