Я чмокнул ее, куда уж достал: неуклюже, в щеку.

И свалил.

К лесу шел боком — где ползком между камней, где на четырех костях, — пару раз подшиб коленку — нет у меня наколенников, елки! К деревьям вышел быстро и удачно. Что тут имеем? Пока мне плохо видно участников дуэли, частично закрыты — и команчи, и «геленд». А вот наш верный мул отсюда отлично просматривается. Спрятавшись за дерево, я успокаивающе махнул Zicke, все о’кей, мол.

К врагу я подходил из леса, углубившись в заросли метров на семьдесят.

Ну, здравствуйте, башибузуки, Федя пришел.

Так, полянку я выбрал… Дерево? А вон дуб здоровенный, необхватный, почти по центру. Отлично, его и используем. И кто тут у нас бандитствует, таблички мирным белым обывателям рисует? Что тут думать, опять негры. Знали бы настоящие команчи, кто их легендарным именем прикрывается… в каждой черной заднице было бы по три томагавка — антеннками.

С карабином, судя по всему, звеньевой. И еще двое, с «хаудахами», эти на спецэффектах. А позиция у них хороша — повезло гренадеру, что стрелок у команчей никакой. Я бы давно его из-за машины выковырял.

Ба-бах! Ба-бах!

В ответ подозрительно коротко огрызнулся «Солотурн», патрончики того, близится момент «тю-тю». Ну револьвер у бойца точно есть: у всех висят.

Это «хаудахи» бьют — под горку навесиком, картечью. Толку никакого, а по нервам давит — откуда ошалевшему бойцу наверняка знать, что там за стволы. Да и подавлен он изрядно. О! Звеньевой перезарядился.

Пора мне. Я тщательно прицелился, вложившись в уже хорошо знакомый, привычный приклад.

Гэнц! — громко тявкнул мой верный маузер. Звеньевой резко дернулся, даже спину выгнул, высоко, поднял голову, будто стараясь что-то рассмотреть вдали. И начал заваливаться набок. Все, звеньевой… прощайте, пионерские костры, прощай, интернациональный «Артек».

Осознал уже? Ну падай дальше.

А я побежал.

И рванул! Низко пригнувшись, сразу уходя в кустах вдаль и вправо.

Ба-бах! Ба-бах!

Кусты зашелестели. Картечь у них, какая там дуэль. Картечь свою цель в конусе всегда находит. А Федя не скорострел — не умею я вот так пятью выстрелами моментально пять банок сшибать на пятидесяти метрах, — это к «тактикам». Не учили меня этому, меня другому учили.

Бежал к дубу, но, пока они с матами и воплями перли напрямки через густой кустарник, ломая ноги, резко свернул и упал в кусты, метрах в десяти левее огромного дерева, вжался, заерзал, забирая землю под себя, вжимаясь, как скат. Изготовил маузер.

Бандюки вывалились на поляну одновременно — злые, азартные. Хорошо, что у меня не «винт» и не автомат. Безобидно вышло. Какой-то чудак шмальнул из «пестика» пахану под мышку — и нарезал с места событий: догнать да вальнуть гада, чего ждать! Срочно, пока с двух сторон не зажали.

Негры начали осторожный, как им казалось, обход широченного дуба с двух сторон. Ну и обходили бы среди деревьев, чего жметесь-то к дереву? А если там медведь — успеете отпрыгнуть? Не, они вообще тут на охоту ходят? Смотрят только на дуб. Где же я еще могу быть, раз такое дерево на поляне…

Давай, черненький, давай — тебя жду, когда за дерево зайдешь.

Есть, дальний скрылся.

Гэнц! — вновь тявкнул мой задорный «немец».

Ближний — минус; вались, вались, что ты за шею схватился, засыпай.

Оставшийся резво отскочил на прежнюю позицию, «хаудах» от дуба не отводит, даже с расстояния видно, как трясется. Но понимает, что уже и убежать не получится: нет обратной дороги. На секунду во мне проснулось дурное хулиганское желание что-то киношно крикнуть, форс подать. Нельзя дурить, меня там карабин ждет, еще упрет кто. Кто упрет, о чем ты, Федя? Не знаю кто — но страшно. Языка попробовать? Ну на фиг. Я уже все решил: мне он не нужен, дуэлить и рисковать не хочу.

Потому…

Гэнц! — бабахнул маузер. Во так, noch einmal,[23]и хватит тебе на сегодня, отдыхай, машинка.

Времени на вдумчивый обыск у меня особо-то и нет — там внизу люди в беде, в Базель гнать надо. Быстро обшмонав карманы и вытащив у второго пачечку кредов, я схватил два обреза, кое-что по мелочам и полетел к карабину — что там меня ждет?

Осторожно глянул вниз, Ленни высовывается, уже из-за «геленда» — обозначилась — и машет рукой.

— Щас! — заорал я. — Спускаюсь!

Главный бандит лежал среди камней. Остывает чувак.

Хорошо попал, по месту. Теперь быстренько смотрим трофеи.

О, боги! Карабин «Mauser 98k», точнее, «Karabiner 98k», образца 1937 года. Нет, ну какой же это Плохой Лес? Эта зашибательский лес.

А-а-а! Я сглотнул слюну. Пожарьте его до золотистой корочки!

Семь полных обойм, пять пачек и россыпь, на вид штук двадцать патронов.

Предводитель команчей в жизни не был особо богатым человеком, но креды у него водились, как и фуелы, в количестве десяти штук. Китайский живорез, той же страны бинокль, их заберу. Записная книжка, уже третья «болталка туриста» — надо же, с внутренней связью группа. Ладно, бежим вниз.

— Ленни, иду!

Возле «геленда» суета, спасать осталось только одного человека, Франца, напарник выжившего гренадера действительно мертв. У Франца ранение в руку и в ногу, чуть не дожали его команчи. Аптечка у швейцарцев хорошая — все экстренное есть, нам бы такую. Чмокнув боевую подругу, я, на секунду прижав девушку к себе, успокаивающе погладил по голове. Похоже, не ошибся.

Пока Ленни колола воину противошоковый комплект и обезболивающее, я подгонял Руби и брал на буксир недвижимый джип патруля. Работать было неудобно, но заряженный маузер как повесил на себя, так уже снять и не смог. Как ребенок с игрушкой, честное слово.

На гору трудяга Руби втащил покалеченного германского собрата без фанатизма, но уверенно. Машина патруля бита крепко, рацию главарь первым делом расколотил. Еще бы. С такой дистанции, да с маузером… можно новую надпись на панели написать, будь предводитель стрелком. В общем, у Франца Нойнера сегодня еще один день рождения.

С перевала рация схватила блокпост.

— Что у тебя там, русский партизан?

Зря веселишься, командир.

— CONTACT. Твой патруль попал в беду, огневой контакт с противником.

— Где?

— Почти сразу за перевалом, на краю Плохого Леса.

— ROGER.[24]Что с ними, рейнджер?

— COCKADAU,[25]один. Застрелен. Франц ранен, везем на базу. OVER.[26]