Пережевывая гамбургер, Кендалл думал, что так люди и разговаривают в настоящем мире, в котором он сам вроде бы и жил, но к которому странным образом не принадлежал.

В этом мире существовали такие понятия как «индивидуальное программное обеспечение», «процент долевого участия», макиавеллиевские корпоративные интриги, и благодаря всему этому кто-то въезжал на душераздирающе красивом темно-зеленом рэндж-ровере на свою собственную подъездную дорожку.

Может, Кендалл не так уж и умен.

Он вошел в дом и обнаружил Стефани на кухне – она сидела рядом с открытой светящейся духовкой. Накопившаяся за день почта была рассыпана по столу, жена листала архитектурный журнал. Кендалл подошел сзади и поцеловал ее в шею.

– Не сердись, – сказала Стефани. – Я только что включила.

– Я не сержусь. Я вообще никогда не сержусь.

Стефани почла за лучшее не спорить. Маленькая изящная женщина, она работала в галерее современной фотографии. У нее до сих пор была та же стрижка под ощипанного пажа, как и в тот день, когда они встретились на семинаре по Хильде Дулитл[33] двадцать два года назад. Когда Стефани исполнилось сорок, она стала спрашивать Кендалла, не слишком ли стара для такого образа. Но он честно отвечал, что ей очень идут тщательно подобранные в комиссионке наряды: длинные пестрые кожаные жакеты, юбочки, словно у девушек из военного оркестра, русские шапки из искусственного белого меха.

Стефани разглядывала в журнале фотографии переделанных зданий. На одной странице был изображен кирпичный дом, заднюю часть которого увеличили, чтобы вместить стеклянную пристройку. На другой – дом из песчаника, который выпотрошили так, что он стал напоминать просторные светлые лофты в Сохо. В этом и крылась цель: сохраняя верность градоохранному пафосу, все же не отказывать себе в современных радостях комфорта. На фотографиях были запечатлены обаятельные зажиточные семьи владельцев – они завтракали или отдыхали, и жизнь их, казалось, приближалась к идеалу именно благодаря дизайнерским решениям: даже включая свет или набирая ванну, они ощущали гармонию и удовлетворение.

Кендалл склонился к Стефани и принялся вместе с ней рассматривать снимки. Потом спросил:

– А где дети?

– Макс у Сэма. Элеанор сказала, что дома слишком холодно, так что она заночует у Оливии.

– Знаешь что, пошло оно все к черту! Давай включим отопление.

– Нельзя. В прошлом месяце пришел жуткий счет.

– Что ж теперь, так и сидеть с открытой духовкой?

– Да уж. Но тут правда дубак.

– Пьясецки сегодня сказал кое-что интересное.

– Кто?

– Пьясецки, бухгалтер с работы. Говорит, мол, это ужасно, что Джимми мне даже страховки не дает.

– Я говорила то же самое.

– Так вот, Пьясецки с тобой согласен.

Стефани закрыла журнал, захлопнула дверцу духовки и выключила газ:

– Мы платим страховой компании шесть тысяч долларов в год. За три года могли бы накопить на новую кухню.

– Или потратить их на отопление, – сказал Кендалл. – И тогда наши дети не бросили бы нас. Не разлюбили бы.

– Они тебя не разлюбили. Не беспокойся, весной вернутся.

Кендалл снова поцеловал жену в шею и вышел из кухни. Он поднялся на второй этаж: во-первых, надо было сходить в туалет, а во-вторых, хотелось надеть свитер. Однако стоило ему зайти в спальню, он застыл на месте.

В Чикаго было множество таких супружеских спален. Их количество росло по всей стране – в них обитали усталые пары, живущие только на зарплату. Сплетенье простыней и одеял на постели, сплющенные, а то и лишенные наволочек подушки, демонстрирующие пятна слюны и торчащие перья, носки и трусы на полу, словно шкурки мелких зверей, – спальня напоминала берлогу, в которой еще недавно спали два медведя. Возможно, они так и не проснулись. В дальнем углу возвышался холм грязной одежды. Несколько месяцев назад Кендалл отправился в магазин домашней утвари и купил плетеную корзину для грязного белья. После этого все начали старательно складывать туда одежду. Вскоре корзина переполнилась, и домочадцы стали просто бросать вещи сверху. Возможно, корзина до сих пор таилась где-то внутри пирамиды, погребенная под бельем.

Как подобное могло произойти всего за одно поколение? Спальня его родителей никогда так не выглядела. У отца Кендалла был целый комод с бережно сложенным бельем, целый шкаф выглаженных костюмов и рубашек. Каждую ночь он ложился спать в аккуратно застланную постель. Теперь же, если бы Кендалл пожелал жить так же, как его отец, ему пришлось бы нанять прачку, уборщицу, секретаршу и повариху. Ему бы пришлось нанять жену. Вот было бы здорово. Стефани она бы тоже пригодилась. Жена нужна всем, но ее ни у кого больше нет.

Но у Кендалла не было денег, чтобы нанять жену. Так что приходилось жить по-прежнему – нищей жизнью среднего класса, жизнью женатого холостяка.

Как и большинство честных граждан, Кендалл порой мечтал совершить преступление. Однако в следующие несколько дней мечты о преступлении стали посещать его преступно часто. Как присвоить деньги и не попасться? Какие ошибки совершают по незнанию? Чем можно выдать себя, и каковы будут последствия?

Просто удивительно, насколько подробные инструкции может найти в газетах человек, задумавший аферу. И не только в бульварной «Чикаго Сан Таймс», где печатали рассказы о бухгалтерах-игроманах и ирландских грузовых компаниях. Куда интереснее были деловые разделы в «Трибьюн» или «Таймс». Они писали и о менеджере пенсионного фонда, который украл пять миллионов, и об американо-корейском гении хеджирования, который растворился в воздухе вместе с четвертью миллиарда, ранее принадлежавшей пенсионерам из Палм-Бич, да к тому же в итоге оказался мексиканцем по фамилии Лопес. На следующей странице говорилось о главе компании «Боинг», приговоренном к четырем месяцам тюрьмы за подделку контрактов с ВВС. О злоупотреблении служебным положением Берни Эбберса и Денниса Козловски[34] сообщали на первых полосах, но в заметках в середине газеты рассматривались дела потише: настоящие художники махинаций работали мелкими мазками и пускали в оборот все, что попадалось под руку. Так Кендалл стал постигать истинный размах всеобщей лжи.

– Знаешь, какие ошибки совершает большинство? – спросил его Пьясецки в «Золотом петухе» в следующую пятницу.

– Какие?

– Покупают дом на побережье или «Порше». Подозрительно себя ведут. Не могут удержаться.