Но в купальских песнях нет подземного владыки. Зато есть герой, в греческом и балтском мифе отсутствующий — Иван (Даждьбог). Он и Марья в этих песнях — брат и сестра, совершившие инцест и превратившиеся в желто-синие цветы иван-да-марья. Иван — желтый цвет, Марья — синий. Здесь проглядывает мифологическая система, подобная китайской инь-ян. Мужское, солнечно-огненное начало противостоит женскому — водно-земному. Ни одно из них при этом не является злым.

Здесь, кстати, истоки нынешнего украинского (первоначально галицкого) флага, в основе которого — герб Львова: золотой лев на голубом щите. Лев, как уже сказано, — зверь Солнца. Украинские националисты, плохо зная отечественную мифологию, объясняют свой флаг как солнце (или пшеницу) и небо. При этом они, вопреки языческой системе, поместили голубую (водную) полосу выше желтой (солнечной).

Среди греческих олимпийцев брак сестры и брата — довольно обычная вещь (Зевс и Гера, Зевс и Деметра). В Ригведе инцест совершают близнецы Яма и Ями. Яма (иранский Иима) — солярный первочеловек и первоцарь, хозяин загробного мира — соответствует Колаксаю-Даждьбогу. Заметим, что на древнерусских миниатюрах зодиакальные близнецы изображаются не двумя юношами, как обычно, а мужчиной и женщиной.

Но если Даждьбог и Морана — близнецы, то родились они вместе, на Рождество. О Коляде-мужчине, соответствующем Даждьбогу, уже говорилось. Однако в Подмосковье Коляду изображала девушка в белой одежде, с распущенными волосами. А в белорусских колядках Коляда-женщина прилетает свысока, приезжает в расписном возу или на вороном коне. Василий (или Иван) дарит ей девочку. Василий — воплощение Нового года (1 января — день Василия Кесарийского). А Иван, несомненно, Даждьбог. В песнях Иван уходит в нижний мир вместе с Марьей.

Но он, в отличие от нее, — не пассивная жертва. В словацкой купальской песне Анна тонет и зовет на помощь Ивана. В белорусской песне ветер уносит венок дочери Купалночки на море, его добывают три парня; за одного из них она выходит замуж. Эти парни уподобляются трем месяцам (третий — Иван), а три девушки — трем звездам (третья — Маринка). В латышских дайнах (священных песнях) похитители увозят Дочь Солнца на чужбину (в Германию) в самый теплый день года. Или же Дочь Солнца тонет, а Сыновья Бога ее спасают. Они же сватаются к ней.

Чехи сжигали в Купальскую (Святоянскую) ночь ель, а словаки — липу. Хорваты пели тогда же песню о невесте, что сидит под горящей липой и горюет о матери. Слово «Марена» у украинцев означает «черноклен». На Полтавщине Маринку считали русалкой, в Купянском уезде Харьковской губернии — старшей русалкой. Морана, таким образом, и дерево, и водяная богиня. Как, впрочем, и ее мать. Купалу в обряде обычно изображало деревце. На вышивках богиня и дерево легко заменяют друг друга. Вспомним также о виле Живе.

Супруга солнечного бога, связанная с водой, выступает и в болгарском обряде «Еньова буля» (Иванова жена). Женщины ходят 12 июня или на Новый год с ряженой девочкой по источникам и гадают (в частности об урожае). Болгары называют Солнце «дедо Еньо». В их песнях царица Домна ходит за прекрасным Еньо, гоняя облака, или же просит у Солнца зелья для деторождения, обещая ему свою дочь Марину. Эта небесная царица, несомненно, Лада.

В Самаре записана поэтичная легенда о Марине-русалке. Девушка, утопившись от несчастной любви к красавцу музыканту Ивану Курчавому, стала русалкой. Ночами она выходила из воды и звала его к себе. И не выдержал Иван: оставил разлучницу и ушел за Мариной на дно речное — развлекать игрой водяного царя. А тот обещал потом отпустить их обоих на землю.

Заметим, что в воду бросали или сжигали не только Марену, но и Купалу (деревце или чучело). Видимо, богиня-мать тоже уходила в нижний мир на поиски дочери. Но выходила оттуда не позже времени жатвы, когда, как уже показано, чествовали именно богиню-мать. Она возвращалась к людям вместе с выросшим и собранным урожаем, а ее дочь и сын-зять — только весной.

В песнях и обрядах миф о Даждьбоге и Моране прослеживается лишь контурно, отрывочно. Зато весь сюжет сохранился в сказке «Марья Моревна» и былине об Иване Годиновиче.

Главный герой сказки — Иван Царевич. В тех сказках, де он (в отличие от трусливого брата Ивана Сучича) — единственный или младший сын царя, этот царевич наделен не только положительными, но и космическими чертами: «на лбу — месяц, а по краям — звезды», «по локти золотые руки и по колени золотые ноги, на голове золотые чубы». Это в точности напоминает антские фигурки VI–II вв. из знаменитого Мартыновского клада: пляшущий бог, у которого позолочены волосы, руки до локтей и ноги до колен. (По общеславянскому поверью, на Купалу солнце пляшет.) В тот же клад входят фигурки златогривых коней. Словом, в этом Иване Царевиче можно узнать Даждьбога. Он женится на царевне-амазонке Марье Моревне, пленившей самого Кощея. По доброте и излишней доверчивости Иван помогает Кощею освободиться, и тот уносит Марью в свое царство. Добыв у Яги чудесного коня, царевич побеждает Кощея и освобождает жену. В ряде сказок Иван бежит с Марьей от Кощея. Тот спрашивает своего вещего коня, далеко ли беглецы, и получает ответ: можно посеять пшеницу (или ячмень), убрать ее и испечь хлеб (или наварить пива), и все равно успеть. То есть Марья (Морана) отсутствует в Кощеевом преисподнем царстве с весны до осени, от сева до обжинок. Кощей дважды догоняет Ивана и отбивает Марью, и лишь на третий раз погибает сам.

Очевидно, временем похищения Мораны могли считать как Купальскую ночь, после которой день начинает убывать, так и конец лета (после обжинок) или даже осеннее равноденствие. (По народным представлениям, на Воздвиженье, 14 сентября, змеи уходят в подземный мир и возвращаются лишь 25 марта, на Благовещенье.) Мифологическое мышление с такими противоречиями мало считается. Само действие мифа разворачивается некогда, в начале времен, — и в то же время повторяется ежегодно, в определенные дни, отмеченные праздничными ритуалами. Не отпразднуешь как следует Купалу или Масленицу — и не вернется богиня из преисподней, не будет урожая, настанет голод.

Не случайно имена Иван и Марья настолько популярны в русском народе, что стали синонимами русского человека и русской женщины. Ведь за этими христианскими именами скрывается божественная чета, воплощающая природные силы, без которых невозможна сама жизнь земледельца, — солнце, землю и воду.

О соответствии Кощея Бессмертного Чернобогу уже говорилось. В сказке его труп, подобно ритуальному чучелу, сжигают, а пепел разметают по земле. В Сибири на Масленицу появляется ряженый — старик в мохнатой одежде, увешанный мертвыми зайцами, воронами и воробьями. Из особого лука с воронкой он стрелял в людей снегом. Не сам ли это Чернобог-Мороз? (Зима у земледельцев — главный охотничий сезон.) Рядом с ним шла старуха» с ребенком в руках (Морана?).

В белорусской обрядовой песне Смерть, пляшущую Морозом, отсылают прочь, в леса, за море. Да, зимняя Морана все же супруга Чернобога, грозная и страшная. В сказке Ивану Царевичу помогает Булат-молодец. Спасая Царевича, он превращается в камень. И тогда Иван, чтобы оживить друга, приносит в жертву своих детей, мальчика и девочку. Воскрешенный их кровью, Булат оживляет их самих. Это напоминает принесение в жертву Громовнику 20 июля отрока и девицы. Быть может, Булат — это Перун? Весной воскресает не только земля, но и гром, молчавший всю зиму.