сапогах с отогнутыми голенищами, а с ними какой-то худой черт в рубахе, завязанной узлом на впалом животе. Все трое вошли с улицы с папиросками, да так и продолжали курить. Поморщившись, Максим оглянулся и встретился взглядом с тощим…

Оба узнали друг друга сразу же! И разом вздрогнули, словно обоих пронизал сильный электрический разряд!

– Ну, вот и встретились, – недобро прищурился Сиплый.

Рядом с ним встали двое амбалов в кепках. Дымились папироски…

Что ж, чему быть, того не миновать…

Не говоря ни слова, Максим выставил вперед левую ногу и сжал кулаки. Искоса посмотрел на студентов: от них в хорошей драке толку мало… Хотя, хоть кого-то на себя отвлекут. А вообще парни молодцы, не струсили…

Сиплый покусал губу и набычился. Здоровяки угрожающе засопели. Еще секунда и…

– Это кто тут дымит? По шеям захотели?

В клуб размашистым шагом вошла Анна, и – сразу за ней – Лиина с плетеной корзинкой в руках.

Завидев рыжую, здоровяки испуганно обернулись и дружно затушили окурки о подошвы сапог.

– Еще и в сапогах! – Завклубом уперла руки в бока – похоже, это была ее любимая поза. – Ну, сколько можно говорить? А?

– Ну, Ань… – Один из здоровяков виновато развел руками. – Мы это… с работы ведь… с делянки… Серого, вон, встретили.

– С деля-анки! – передразнила девушка. – С топорами бы еще пришли! Или на трелевочнике в клуб заехали. А ну, живо домой! Умыться, переодеться.

А потом уж только пущу! И чтоб в белых рубахах у меня!

Здоровяки покивали и тут же ретировались. Да и Сиплый почувствовал себя неуютно – стоило Ане только взглянуть!

Поежился, засопел, как двоечник у доски:

– А я че? Я ниче…

Буркнул и бочком-бочком протерся к выходу. Правда, гад, в дверях обернулся, мазнул взглядом по Максу и бросил сквозь зубы:

– Встретимся еще, договорим…

– Дава-ай… – негромко протянул Мезенцев.

– Наши все, – шмыгнув носом, пояснила Анна. – Братья Дюкины и Сережка Силаев – одноклассник.

Лиина поставила корзинку на пол:

– Силаев, так это… похоже, сидел…

– Ну да… Но там история мутная. Несправедливо все… Ладно, танцевать давайте! Там, в корзинке, – пленки. Я домой брала переписывать. А корзинка – Лиине. В подарок – старинная. Насчет коровы не наврала – умеет! Сразу видно – деревенская.

– Ань! «Медведей» поставь! – запросили две девочки лет по двенадцать.

– Медведей им… Ладно, сейчас…

И пошло:

Где-то на белом свете,

Там, где всегда мороз,

Трутся спиной медведи

О земную ось…

Клуб постепенно наполнялся людьми: и местной молодежью, и даже вполне взрослыми. Многие были под хмельком, однако вели себя чинно и никакой агрессии не проявляли.

Явились и братья Дюкины. Нарядные, в белых рубахах! Один из них тут же пригласил Аню.

Тополя, тополя,

В город мой влюбленные…

Второй тут же взял под руку какую-то блондинку, да, проходя, глянул мельком на Макса – так, без вражды уже…

На пути деревца,

Деревца зеленые…

Потом был «Черный кот», а за ним какой-то англоязычный твист. Лиина сказала, что это Чабби Чеккер.

Звук лился, конечно, тот еще – комариный писк какой-то! Но танцевали… Особенно под новомодную песенку «Манчестер – Ливерпуль».

– Манчестер э Ливерпуль, – пела Мари Лафоре. Голос ее дрожал. И вовсе не потому, что такой и был, – все дело в радиоле!

Максим вышел на улицу, подышать. Дымившая у крыльца молодежь окружила братьев, что-то горячо обсуждали.

Завидев Максима, один из братьев что-то бросил компании и подошел к Мезенцеву. Постоял, глянул с прищуром… и вдруг протянул пачку «Казбека»:

– Покурим?

– Да бросил я, – усмехнулся Максим. – Но спасибо.

Здоровяк выпустил дым кольцами:

– Я смотрю, ты труса не праздновал! КМС? Самбо, бокс?

– Бокс, но так… В армии взводный учил.

– А где служил?

– В Венгрии.

– А я в ГДР. С братаном вместе. Меня Степаном зовут. – Здоровяк протянул руку.

– Максим. Можно короче – Макс.

– Смотри, Макс… Анютка Шмакина – моя невеста! Ну, завклубом которая…

– Красивая девушка.

– Так что ты к ней не того…

– Да мне бы со своими девчонками разобраться! – отмахнулся Максим. И тут же спросил про музыку: – Что так тихо-то? Кино же здесь крутят. Динамики должны быть, усилитель… Можно сделать – кое-что перепаять…

– А ты можешь, что ли?

– Ну да.

– Слушай! Это надо с Анюткой переговорить… Ты когда сможешь?

– Да хоть завтра!

– Завтра – здорово! – гулко расхохотался Степан. – Я выходной, на мотике за тобой заеду, ну, к гати. Вы ж у Рябого Порога, на старом кордоне? А потом пивка дернем! Время только скажи…

* * *

Техник-криминалист Матвей Африканыч Теркин, хоть и был несколько под градусом, однако дело свое знал. Пленку проявил быстро, повесив сушить, заглянул в кабинет опера:

– Владимир Андреич! Готово! Высохнет – и печатать можно. Кадры хорошие, звонкие… и зернистости нет. На тридцать два пленка, в этом плане хорошая.

– Молодец, Африканыч! – Следователь оторвался от бумаг. – Высохнет – зови. Вместе и отпечатаем. В кандейке твоей поместимся вдвоем-то?

– Там и втроем бывало… Стакан, правда, только один, второй недавно разбили…

– Э, Африканыч!

Несмотря на происхождение – из староверской семьи, – а может быть, именно поэтому, выпить Теркин любил и частенько грешил этим даже в рабочее время. Начальник, Иван Дормидонтович, конечно, ругался, но закрывал глаза – специалист Матвей Африканыч был отменный, никогда не отказывался кого-то подменить. За помощника дежурного выйти на сутки – пожалуйста, да хоть за постового!

Вот и сегодня, между прочим, был выходной, потому как нынче у граждан – пятидневка, спасибо партии и лично Леониду Ильичу!

Закончив с бумагами, Владимир Андреевич на всякий случай прихватил с собой портфель и вышел на улицу, залитую светом позднего летнего утра, солнечного и чудесного. Алтуфьев посидел на лавочке, покурил, пообедал в рабочей столовой, та работала и в субботу, после неспешно прогулялся вдоль главной улицы городка, засаженной тополями и кленами. В пивном баре, на пригорке, уже толпилась очередь – привезли разливное пиво. Расположенное напротив кафе (бывшая «рюмочная») недавно закрыли на ремонт, что же касаемо магазинов – они по субботам работали, правда, некоторые только полдня.

Заглянув в «Лентагиз», торгующий канцелярией и всем таким прочим, Алтуфьев купил пачку фотобумаги «Унибром» формата тринадцать на восемнадцать (хотел девять на двенадцать, но такой не было) и, присмотревшись к полке с книгами и брошюрами, взял еще тоненький сборник Смелякова.

Выйдя на лицу, зашагал к площади перед автостанцией. У дверей универмага райпо толпились женщины – видать, что-то выкинули, а