про Сережку… – Девушка нахмурилась, словно тень по лицу пробежала. – Понимаешь, несправедливо с ним. Ну, посадили за драку. В Тянске где-то, на танцах… А он за девчонку вступился. Наша девчонка, озерская, сейчас в Тянске живет – Лапикова Таня.

– А! – вспомнил Максим. – Эта рыженькая такая? Все ведущей была. И на Новый год, и на Первое мая.

Анюта фыркнула:

– Рыженькая – я, а Таня – шатенка. Так вот, к ней на танцах там пристал один хлыщ. Вот Сережка и вступился. А ему же драться нельзя! Он же злой становится. Так уделал…

– А потом?

– А потом хлыща этого родственник… дядька, что ли, какой-то шишкой оказался. Вот и стал Сережка во всем виноватым. Осудили. Говорят, Таня-то на суде ни слова в защиту не сказала! Верно, запугали… Вот так!

– Однако, история…

– Вот и я про то…

Пока ехал в автобусе домой, в Озерск, Максим никак не мог отделаться от мысли о Сиплом, о его судьбе. Так ли все было, как рассказала Аня? Действительно ли ни в чем не виноват? Судя по самому Сиплому – вряд ли… И что делать? Рассказать обо всем Игнату? Да, пожалуй, рано еще… Лучше уж поговорить с Лапиковой. Адрес узнать легко – у подружек, да у тех же родителей. Съездить в Тянск. Веру заодно навестить, а то, поди, обижается… Да и Ревякину обещался помочь. А все обещанное Макс старался всегда доводить до конца, такой вот был упрямый.

* * *

То ли лесник тяготился разговором, то ли куда-то по работе спешил, а только встретил он гостей не очень приветливо, хотя сам же и звал.

– Ну, что вы все обо мне расспрашиваете? – Сидя на лавочке у забора, Ян Викторович морщился, словно от зубной боли. – Ничего во мне такого нет.

Гости сидели напротив – точно на такой же лавочке, между ними располагался сколоченный из досок стол.

– Неправда, – тут же возразила Лиина. – Каждый человек по-своему интересен. Но вы, так это, правы – деревни нам интереснее. И старики-вепсы. Вот бы говор их записать! Они же отличаются. Есть северные, есть южные…

– Запишете. – Лесник неожиданно улыбнулся и поглядел на небо. – Как бы дождя не было… У меня тут покос небольшой, сено на зиму кошу, для лосей… Зимой в кормушках выставляю.

– Для лосей! – ахнул Иван. – Вот же здорово! А можно нам на кормушки эти посмотреть?

– Посмотрите. – Ян Викторович благодушно махнул рукой. – Я вам в Хундою путь покажу, в заброшенную деревню. А ну-ка, переведите!

– Хун, хунд – волк, – прикрыл глаза Тынис. – Вроде так…

– Так, так, – засмеялась Лиина. – Хунд – волк, оя – ручей. Волчий ручей получается.

– Молодец, девочка! Верно. Так оно и есть, – лесник поднялся на ноги. – Волков там раньше было – уйма. Сейчас почти не осталось совсем – делянки, лесорубы. Вот они и ушли. Зимой разве что наведываются… Пойду вам варенья своего принесу. Морошковое! Да чайку…

– Ой, Ян Викторович, мы бы уже пошли.

– Ничего, я вас потом провожу немножко, – оглянувшись на крыльце, заверил хозяин. – Сам не пойду – сено убрать надо. Покажу дорожку. Там все прямо, прямо…

Лиина расхохоталась:

– Да мы и по азимуту можем!

– Ишь ты – по азимуту! Ладно, сейчас чайку!

В ожидании студенты с любопытством разглядывали новый кордон. Он, кстати, так даже и на карте был обозначен, с большой буквы – Новый кордон. А старый – где станция юннатов – вообще никак. Добротный бревенчатый дом-пятистенок, конюшня, сарай, еще какие-то постройки, просторный двор, огороженный внушительным забором. Возле сарая – разного рода вытащенный наружу хлам: какие-то горшки, старая радиола, багор, ухваты… Видать, лесник начал было прибираться, да гости помешали. Потому поначалу и выказывал недовольство. Зато сейчас…

– Тынис, ты что сидишь-то? – вдруг спохватилась девушка. – Доставай «Лейку», снимай скорее! И дом, и двор… Настоящая так это – усадьба!

– Да, может, потом?

– Нет! Ян Викторович – человек скромный. Вдруг да ему не понравится?

– Ну, как знаешь…

Вытащив из рюкзака фотоаппарат, Тынис сделал парочку снимков.

Лиина улыбнулась:

– Вот и молодец!

– За смелым – победа!

Все говорили по-эстонски. Как раз вернулся лесник с банкой варенья и чашками.

– Самовар поставил. Надо бы чурочек еще поколоть.

– О, ребята наколют! Вы только покажите, где топор?

– Да вон, у ворот возьмите. – Ян Викторович махнул рукой и улыбнулся. – Слышу эстонскую речь!

– Так да, разговариваем… А вы в Эстонии где жили?

Так вот, вдвоем за столом и остались – хозяин и гостья. Парни управлялись с дровами: Иван колол, а Тынис складывал. Лиина встала было – помочь ребятам…

– Istma, istma! – по-эстонски бросил лесник. – Сиди, сиди! Без тебя управятся.

– Kus te Eestis elasite? А вы где в Эстонии жили?

– Я-то? – Лесник благодушно прищурился. – Так на юге. Выру, Валка…

– Так и я там! Антсла, Вяймела… Не бывали?

– Да нет, не приходилось. Ei, pole olnud.

– А у нас бы сказали – istUma. – Лиина покачала головой. – Интересно как, а я думала, так только на севере говорят.

– Ну, так народ же на месте не сидит, – громко рассмеялся Ян Викторович. – Давно все перемешались.

– Это точно! Eestlaste häll on Eesti ja Haud on kogu maailm! (Колыбель эстонцев – Эстония, а могила – весь мир).

Лесник повел плечом:

– Страшненькая поговорка. Однако верная.

– А еще у нас говорят – meil on rahaga halb, aga inimestega väga hea! Слыхали?

– Ну да… Про деньги что-то… Все хочу спросить – как там, на старом кордоне?

– Да нет там никого, – пожала плечами девушка. – Кроме начальницы.

– Как нет?

– Да так. В поход все ушли. На Койву!

– Куда-а?

Это известие почему-то расстроило лесника, он тут же пояснил:

– Я про медведя говорил, помнишь?

– Ну… так это, краем уха.

– Напрасно! Зверюга опаснейший. Так он в тех местах бродит! Охотники видели, говорили… А пионеры по какой дороге пошли?

– Ну-у… – Лиина задумалась. – Я могу по карте…

– Так покажи! Я карту… сейчас. Эх, надо их предупредить… как бы не было поздно.

Ян Викторович снова отправился в дом. Парни же стояли у забора и смотрели на лесную чащу.

– Эй, вы что там? – окликнула девушка. – Медведя увидали?

– Медведя – не медведя… – тихо протянул Иван. – А у меня такое чувство, что кто-то за нами шел. И сейчас наблюдает! Скажи, Тынис?

– Ну да.

– Да никого там нету! – Выбежав за ворота, девушка смело пошла к лесу. Остановилась у самых зарослей, оглянулась… и показала язык: – Keegi! Ни-ко-го!

* * *

Шли весело, хорошо, хоть дорожка оказалась не такой уж и легкой. Тропинка то расширялась, то сужалась