— Еще один довод в пользу того, что я был прав, — сказал пятый. — Они ведь могли подсадить к нам кого-нибудь, кого мы не смогли бы узнать, а так я считаю — это с их стороны знак доверия.

Третий смотрел в окно, которое глядело в противоположную от дороги сторону на пустошь, где росли редкие кустики травы и желтые цветочки. Какая-то неуклюжая птица, похожая на курицу, поднималась, взмахивая крыльями, вверх по прямой — на рост человека, на два роста — и, кувыркнувшись через голову, также прямо падала вниз.

К ней присоединилась другая. У первой птицы была черная голова, у второй — синяя.

«И все же непонятно, — задумался третий, — каким образом нож, который был один раз уже выдернут из дверного косяка, снова там оказался воткнут».

90

Ямы не оказалось на месте, хотя место было то же самое. Аш первый узнавал кусты, в которых прятался, и лес. Несколько домов в отдалении тоже были знакомы первому, во дворе одного из этих домов он срезал бельевую веревку, чтобы вызволить узников из ямы. И повторил бы сейчас попытку, но ямы не было — только трава, такая же, как всюду. Можно было предположить, что яму засыпали и заложили поверх свежим дерном, но — третий внимательно осмотрел место — ничего подобного.

Мимо шел человек с удочкой и ведром. Следовательно — рыбак. Его длинная борода была черная у основания, потом рыжая и дальше в такую же полоску.

— Можно ли к вам обратиться, уважаемый? — остановил его первый. — Я человек нездешний, но глазам своим верю, даже если они чего-то не видят. Вчера они видели хорошую яму на этой поляне, и не просто вырытую, а со стенками, укрепленными гранитом. А сегодня — не видят.

— Я здесь и сам все равно как нездешний, — сказал рыбак.

— Нездешний, а рыбу ловите, — сказал первый. — Много поймали?

Он заглянул в ведро. Там было пусто.

— Разве это ловля? — вздохнул рыбак. — Раньше сетью ловил, а теперь то удочка, то жерлица. И лодка никуда не годная стала.

— По всему вижу, что вы человек необыкновенный, — сказал первый, — так, может, объясните мне, несведущему, что здесь происходит.

— А ты верь глазам, верь. Глазам надо верить, — сказал рыбак.

Они зашли в трактир на окраине города. Там рыбак рассказал первому свою историю.

— Выходит, что лучше сидеть на месте, — сказал солдат, — так все равно не выйдет.

Потом они разошлись. Рыбак решил вернуться на свою реку: — Привык быть один. А здесь столько народу, что хочется перебить половину. Вернусь, там, на реке, может быть, уже и лодка другая, и сеть когда-нибудь появится.

— Понимаю, — сказал первый.

— Ты не иди со мной, — сказал рыбак, — чем ты лучше прочих?

— Ладно, — сказал солдат, — но по мне так наоборот — нехорошо быть одному, привык работать в команде.

— Есть такой дом вроде тюрьмы, один на округу. Может быть, твоих друзей отвели туда. — И рыбак показал дорогу.

91

— В моем городе, — говорил Бе пятый, — есть школа целителей, которые, когда лечат больного, сами принимают те травы и смеси, которые ему назначают, и обкуриваются тем же дымом. Эти целители вроде бы успешны в своем ремесле, во всяком случае их услуги стоят дорого.

— Еще бы недорого, — заметил Эф третий, — вряд ли они могут лечить больше одного человека зараз.

— Кроме того они, прежде чем начать лечение, вроде бы принимают специальные снадобья, чтобы вызвать в себе тот недуг, который они видят у больного.

— А если у больного сломана рука, кость застряла в горле, если его собака покусала?

— Все в разумных пределах, конечно.

— А я вообще здесь не вижу ничего разумного.

— Вероятно, здесь работает элемент магии по сходству, — сказал пятый. — Но я не об этом. Можно предположить, что в этой тюрьме принято похожее правило, то есть вместе с заключенным в камере сидит также и тюремщик.

— Это еще зачем?

— Наказание приобретает совершенно другой смысл, — воскликнул пятый. — Узник в таких условиях по-иному будет переживать — проживать — свой срок, чувствуя эту своеобразную заботу о себе, зная что не только он терпит, но есть человек, который терпит за него… И он выйдет на свободу изменившимся…

— Бред, — сказал третий короткое слово.

— Я еще не продумал до конца эту тему.

— А славно было бы, — засмеялся третий, — если вместе с преступником прописанные ему плети получал бы кто-нибудь из судейских, может быть сам судья, прописавший. Он, то есть судья, был бы как твой целитель. А с отрубанием головы вообще обхохочешься.

— Я не продумал всего, я только представил, — сказал пятый.

Му второй, о котором косвенным образом шла речь, лежал в своей кровати. Вынимая из своего мешочка, он время от времени что-то клал в рот и, подержав во рту, сплевывал в окошко.

92

Каждому было свое.

Эф третий острием ножа расчищал стык около плитки в известном квадрате пола, чтоб вынуть ее.

Му второй брал свое что-то из мешочка, клал в рот и сплевывал, показывая на фоне окна свой заметный профиль с выдающимся вперед подбородком.

Бе пятый читал книгу в синей обложке.

— О чем эта книга? — спросил третий пятого.

— Трудно сразу сказать, — отвечал пятый, — многие слова в ней непонятны, и даже некоторые буквы.

— А нет ли там на пятой или десятой странице описания того оружия, рядом с которым она лежала, — что оно из себя, и как им пользоваться?

— Про оружие там ничего нет, — сказал пятый. — Эта книга, я думаю, целиком для меня.

— Я еще подумал, что в книге, пришедшей к нам таким образом, — продолжал третий, — может быть описана наша с тобой история, или что-нибудь такое, что даст нам возможность понять…

— Ничего такого, — сказал пятый. — В этой книге вроде бы говорится про мир, как он устроен. Но то, что написано, не слишком похоже на правду. Ты можешь поверить, что земля вертится,