Яна засмеялась.

— Выясним на месте формат нашей встречи. Запоминайте — где и когда…

Яна решила встретиться с Борисом в ресторане «Дега», потому что ее мучила совесть. Загадочный итальянец Сержио вырвал у нее обещание никому не сообщать, что он есть международный борец за правопорядок. Хорошо, она не скажет об этом маме, подругам, она не успокоит этой информацией Желткова, но Борис имеет право знать правду! Верный Борис все это время был у руля, пытаясь защитить ее от бед. И теперь она, как последняя дрянь, подожмет губы и будет хранить эту жгущую язык правду?

Можно сформулировать все иначе, на уровне подкорки. Жизнь подтолкнула к ней двух мужиков, и каждый из них подставил свое плечо. Что греха таить, итальянец больше отвечал ее вкусам, но с Борисом было так легко общаться! Итальянец — красивый, влюбленный и важный. Борис, наверное, тоже влюбленный, но у него хватает такта не лезть со своим чувством в ее постель. Если бы ей прямо сказали — выбирай, она бы очень хорошо подумала, прежде чем сделать выбор. Но здесь за нее выбрала судьба. Так уж получилось, что плечо Сержио оказалось более надежным.

Она повела Бориса в ресторан художников в надежде, что там появится Сержио. Она их познакомит, а потом ей уже просто будет сказать, что итальянец не просто ухажер, но полицейский. Борис заслуживает ее откровенности. Но с другой стороны… что-то ты, мать, запуталась… что-то не туда у тебя мозги накренились.

Борис явился с цветами, был необычайно торжественен и даже, кажется, взволнован.

— Не будем говорить о моих делах, — сказала Яна, когда они сели за стол. — У меня от них вся нервная система вразнос пошла.

— Согласен, давайте общаться не на вербальном уровне, а только взглядами, жестами, вздохами. Зачем нам слова? Вас это устроит?

— Меня это устроит. Заказывай еду. Плачу я, — строго сказала Яна.

— Это еще что? За кого вы меня принимаете?

— И не надо на меня кричать на вербальном уровне. Сам предлагал. Объясняемся жестами.

Борис молча показал ей фигу, и расхохотались оба. С этой самой минуты вечер покатился как по накатанным рельсам. Вначале Яна вертела головой, пытаясь высмотреть среди посетителей Сержио, потом вообще забыла о нем. Аскет и стоик ел за троих, пил за двоих, непрерывно острил и делал комплименты.

— Ах, Яночка, если бы у меня была яхта, то первую я бы непременно потопил, потерпел бы аварию от любви к вам где-нибудь у берегов Австралии. Я бы ее потопил и стал строить клипер, который назвал бы «Яна». Ах, Яночка, помните мое утверждение, что я — воробей рядом с вами. Нет! Я понял, кто я. Я колибри-альбинос. Потеряв в результате сложнейшей эволюции пестрый окрас, характерный для этих дивных птиц, я сохранил все прочие признаки вида. Сердце колибри делает сто ударов в минуту. У этой крохи самое большое сердце в мире, разумеется, применительно к ее весу. Вы можете в это поверить?

— Расскажи о себе, — попросила Яна.

— А я что делаю? Когда-то колибри-альбинос занимался наукой, делая двести взмахов крыльев в минуту. Мы очень полезны, помимо занятий квантовой механикой мы опыляем растения. Потом жизнь, как и всех прочих, сильно стукнула по башке. Меня в числе прочих не уволили из института только потому, что не было денег выплатить выходное пособие. Дисциплина упала до нуля. Можно было ходить на работу, можно было не появляться туда вовсе. А ведь я служил в заведении, которое в простонародье называется «ящик». Пришлось зарабатывать деньги в другом месте. Счастье колибри в том, что она, как пчела, может взлететь вертикально вверх. Теперь я служу Маммоне, божеству наживы, и если быть точным — горбачусь на двух работах.

— Зачем тебе деньги?

— Коплю, как кот Матроскин. Но это к слову. Я вот что хотел у вас спросить, — он налил себе водки, вкусно крякнул, отер ладонью рот. — Помните тот вечер у вас дома? Ну, первый вечер, когда мы файвоклокничали до утра? Вы тогда сказали, что у вас есть личный интерес к римскому диску, но не сказали — какой. Может, пришло время рассказать об этом? Вы меня за этим позвали?

— Закажите еще кофе. И только не турецкий. Ненавижу, когда кофе подают в наперстке. Пусть он будет некрепкий, но зато в большой чашке. А ты если пьешь, то закусывай хотя бы мороженым. И не крякай так провинциально!

— Яночка, мы не об этом.

— Нет у меня никакого личного интереса. У меня есть личный страх. Когда боишься собственной тени… Ветер в форточку дунет, а ты думаешь — все, ураган! Просто я невольно стала хранителем чужой тайны. А позвала я тебя совсем для других целей, — Яна аккуратно смела ладонью со скатерти невидимые крошки, потом чуть надула губы и выпалила: — Сержио Альберти — полицейский Интерпола.

В таких случаях о поведении потрясенного собеседника принято говорить «так и подскочил на стуле». Именно это Борис и сделал, при этом, очевидно, тряханул головой, потому что очки легко соскочили с носа и со звоном упали в бокал с мороженым. Борис, брезгливо морщась, вынул их из сладкой массы, как жука за ногу, и стал старательно протирать салфеткой. Отсутствие очков очень изменило его облик. Оказывается, у него были пушистые, белесые ресницы, светлые глаза имели странную форму — концы их были чуть-чуть опущены к вискам. Словом, вид у Бориса был грустный и слегка глуповатый.

— Борь, ну что ты распсиховался? Я ему все рассказала, мол, я вам информацию, вы мне — Веронику. Эта Утка Утлая совершенно безвредна. И тогда Сержио сознался, кто он на самом деле.

— И какого черта он делает в Москве?

— Не сказал.

— Кого они ловят-то?

— Не сообщил. Он обещал помочь найти Веронику и взял с меня слово, что я о нем никому не скажу.

— Что значит — взял? Вы бы не давали!

— Борис, в Интерполе работают серьезные люди. Мы ко всем этим событиям имеем косвенное отношение. Если бы не глупость Вероники, мы бы вообще об этом ничего не знали. А для Сержио — это работа. Они ловят убийц, бандитов и наркоторговцев. Это отчаянные люди. Как я могла не дать ему слово? — Она передохнула и добавила: — Тем более что я его уже нарушила.

— Вы когда ему все рассказали?

— Вчера.

— И есть какой-нибудь навар?

— Его телефон не отвечает. Молчит, как глухой. Раньше, еще цифры не до конца наберу, Сержио уже откликается. А сейчас он, видимо…

— Жизнью рискует, — злобно перебил ее Борис.

Только дома