Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но, оказывается, мы были не одни. По прибытии в Козихинский переулок мы обнаружили в подъезде еще двух сотрудников милиции. Слесарь домоуправления уже возился с дверным замком.
Почему я так стремилась в эту квартиру? Мне казалось, что она хранит какую-то тайну, которую, может быть, рассмотрела Вероника, а если не рассмотрела, то непременно заметит профессионал. Дверь распахнулась, и мы вошли в знакомый коридор. Ни трупов, ни следов борьбы, ни какого-то особого беспорядка. Только на кухне на столе две тарелки с остатками еды — творог ели и, судя по колбасным шкуркам, бутерброды. В кухонных делах Вероника была аккуратисткой, она бы не оставила просто так грязной посуды. Это значит, что увели их из дому во время еды. Но с чего я решила, что их увели силой? Соседка говорила, что они садились в машину добровольно и выглядели вполне веселыми.
— Посмотрите вокруг внимательно, — сказал следователь. — Все на месте или чего-нибудь недостает?
— Да я была-то в этой комнате всего минут десять, мы на кухне сидели. Это ведь чужой дом. Разве сразу увидишь… — тут я прикусила язык, как я этого сразу не заметила, — компьютера нет.
— Ты записывай, записывай, — кивнул Ванечка мужику в милицейской форме. — Та-ак… пойдем дальше. А это что?
За диваном на полу в художественном беспорядке валялись Вероникины вещи. Чья-то рука безжалостно выбросила их из черной сумки. Детектив в тонкой обложке, без детективов Вероника не ездила в городском транспорте, какие-то счета, целлофановый пакет, связка ключей на брелке, волосяная щетка, зонт, пакетики удобрений — купила по дороге, косметичка… Ах, моя неунывающая тетка! В свои преклонные лета она возила с собой стертый тюбик губной помады и крем от морщин. Ванечка не поленился открыть косметичку и был немедленно вознагражден судьбой. Кроме упомянутых мелочей здесь же лежала записная книжка… да, да, та самая, которую она украла в римском аэропорту.
Следователь тут же занялся ее изучением, а я обнаружила еще что-то — совершенно ненужное, но грустное до слез. Песочные часы. Они стояли на книжной полке, при этом совершенно мимикрировали, они выглядели так, словно вечно жили здесь рядом с книгами по искусству. Как только я взяла этот счетчик времени в руки, то сразу обнаружила, что находка вовсе не так бесполезна, как мне казалось. Под песочными часами лежал крохотный, оторванный от газеты клочок бумаги. Ванечка это тоже заметил и немедленно отнял у меня трофей.
— Михай — понимаю, Бирюлево — понимаю. А это что за слово? Сабы… или сады?
— Сады, — сказала я уверенно. — Она так пишет букву «д». Их увезли силой. Это точно. По доброй воле Вероника без своей сумки никуда бы не поехала. А записочка — послание мне. Она была уверена, что я буду ее искать.
Сыскались и домашние фотографии. Следователь предположил, что худощавый, приятный на вид брюнет и есть хозяин дома. К сожалению, в этом вопросе я не могла быть ему полезна. Несколько фотографий предполагаемого Игоря перекочевали в Иванов карман.
Тем временем шел опрос жильцов. Не только соседка напротив видела, как уезжали Надя и Вероника. Со второго этажа мужик за пивом шел. На женщин он, правда, внимания не обратил, но машину рассмотрел до мелочей и номер запомнил. Молодая мать с коляской тоже утверждала, что запомнила номер, и все бы хорошо, но названные номера совпадали только одной цифрой. Был еще третий участник событий, который клялся покойной мамой, что номер джипа был густо заляпан грязью.
— Сдается мне, что это дело нам не по зубам, — сказал следователь, размышляя сам с собой.
— Вы хотите сказать, что это «глухарь»?
Со времен «Ментов» каждый в нашем отечестве знает, что глухарь не есть птица из семейства тетеревиных, а есть нераскрытое, гирей повешенное на крюке правосудия дело. Ванечка не заметил моего сарказма.
— Да нет. Просто я думаю, что это не по нашему ведомству. Я думаю, что очень скоро вам придется давать свидетельские показания в другом месте. А пока предупредите вашу дочь, что завтра ее вызовут к нам. Желательно, чтобы она имела при себе фотографии из конверта.
24
— Нет, это возмутительно! — негодовала Яна, сдирая с себя мокрые брюки. — Морда надутая, важная. Он даже вопросы задает в осуждающих тонах. И при этом уверен, что имеет на это право.
Елизавета Петровна потерянно молчала. По дороге из милиции у Яны опять спустило колесо, запаски с собой не было. Пришлось бросить машину на перепутье. Домой она добиралась под жутким дождем и теперь, как водится, срывала зло на матери. Подспудно Яна понимала, что в ливне, который вдруг хлынул потоком, Елизавета Петровна никак не виновата, но логическая цепочка неприятностей так выстраивалась, что во главе этой цепочки, кроме матери, поместить было некого.
— Идиот! Какой идиот!
— Ты о ком говоришь-то?
— О твоем замечательном учтивом милиционере. Клянусь, я старалась быть выдержанной. Только раз позволила себе вольность. Ты, наверное, заметила, он все время твердит: не торопитесь, мне важны подробности. Когда мне это надоело, я и крикнула ему в лицо: «Вам надо Веронику искать, а не задавать глупые вопросы!» И знаешь, что он мне на это ответил? «Яна Павловна, пора бы понять, что из-за вашего пустого любопытства и беспечности ваша тетка и попала в подобный переплет!» И уж что совсем возмутительно, он поинтересовался между делом, получаю ли я на Соньку алименты. Его ли это дело!
— Может быть, ты ему просто понравилась. И он захотел познакомиться с тобой поближе.
— Это интерес крокодилий. Чтоб потом схватить за нос, как слоненка, и тянуть, тянуть…
Елизавете Петровне казалось, что речь идет о разных людях. Она никак не узнавала в сегодняшнем следователе того симпатичного Ванечку, с которым вчера так мило общалась. У этих двух людей совпадали только имя и фамилия, и, конечно, словесный портрет. Наверное, есть определенная порода людей, которые очень вежливы с дамами на возрасте, а со сверстниками почему-то распоясываются. Может быть, он предположил в Яне эдакую современную штучку, которая, кроме как заботой о собственной коже, ничем не занята? Но он не глуп. Невооруженным взглядом видно, что ее дочь человек целеустремленный. Ответ напрашивался сам. Видимо, Янка откровенно насмешничала, а может, и того хуже — взялась критиковать родную милицию.
— Остолоп Желтков! — не могла успокоиться Яна. — Я же