…А события на объекте «усадьба» развивались следующим образом. В 2.30 группа начала сближение с усадьбой Бурхона. Тихо подошли к позициям штурма, строго по графику, в 2.50. Седов приказал по связи снайперу Аппелю, оставшемуся на холме, откуда немец мог контролировать обстановку в южной части усадьбе и кишлаке:

– Ганс! Цели: часовой на вышке, сторожевой пес, собаки в соседних дворах. Тебе все видно?

– Так точно!

– В 3.00 уничтожить указанные цели и выйти к группе! Огонь без дополнительной команды.

– Есть!

В 3.00 немецкий снайпер лейтенант Свен Аппель поднял бесшумную винтовку, подрегулировал оптический прицел и нажал на спусковой крючок. Девятимиллиметровая пуля «винтореза» вонзилась в череп часового. Тот дернулся и рухнул на дощатый пол «корзины» вышки. Седов оценил профессионализм снайпера – тот поразил цель так, что ее не отбросило к лестнице.

Аппель между тем по очереди расстрелял собак и тут же бросился на позиции штурма. В 3.06 он упал рядом с Седовым.:

– Командир, задача выполнена!

– Молодец. Ловко ты часового успокоил…

– Повезло. Он стоял у столба, так что в любом случае на лестнице оказаться не мог; да и я подрезал его снизу вверх. При угловом попадании пули тело обычно падает там, где стояло до выстрела.

– Вот и говорю, молодец… Давыд, Бек, – отдал приказ Седов, – к забору перед вышкой; Ганс, Пегас – за мной марш!

Бойцы второй штурмовой группы подошли к забору.

– Глянь, Пегас, что там на территории, – шепнул заместителю Седов. – Давыд, подсади.

Коновалов при помощи Давыдюка осмотрел южную часть усадьбы, спрыгнул вниз и доложил:

– В усадьбе все тихо.

– Значит, мы обходим дом справа. Ганс работает по часовым на террасе. Ну, а мы с тобой, Пегас, отрабатываем цели в доме. Итак…

Седов поднял руку и резко опустил ее вниз. Это был сигнал для проникновения на территорию объекта.

Офицеры не без труда перемахнули через двухметровый забор и залегли в ближайших кустах. Их маневр остался незамеченным. Даже собаки в дальних дворах не тявкнули. Выдержав паузу, майор рукой подал сигнал – «вперед»!

Капитан Бекир Озбек и прапорщик Давыдюк пошли по левой стороне усадьбы к караулке, подгруппа Седова – по правой. Ликвидаторы остановились, не доходя до середины западной части террасы, в ожидании часовых. У правого, фронтального торца здания остановилась подгруппа Седова.

Командир отряда взглянул на Аппеля. Тот кивнул, поднял глушитель «винтореза», вышел на открытую часть двора и тут же опустил ствол, дважды выстрелив. Ему не пришлось стрелять через окна – дверь оказалась открытой, а топчан, на котором сидели часовые, стоял правее входа.

Аппель поднял руку и отошел к топчану, подав сигнал к ликвидации. Седов с Коноваловым вошли в террасу. Часовые лежали на топчане, казалось, обняв друг друга. На дощатый пол стекал ручеек черной крови.

Офицеры подошли к главной двери. Коновалов потянул за ручку и шепнул Седову:

– Открыто…

– Начали, Юра!

Раскрыв сворки главного входа, спецназовцы вошли в большую, устланную дорогим ковром и совершенно лишенную мебели комнату. Седов указал заместителю на среднюю комнату, где должны были отдыхать телохранители хозяина дома.

– Понял, – прошептал Коновалов.

Спецназовцы подошли к комнате, прислушались. Во всем доме – тишина.

– Работаем, – сказал тихо Седов.

Коновалов распахнул дверь, и офицеры увидели от входа трех спящих на полу боевиков. Майор выстрелил два раза, капитан – один. Телохранители дернулись и застыли под одеялами.

– Теперь ты в кабинет, к Акбару, я в спальню Бурхона. И дай бог, чтобы с ним не было жены. Иначе придется валить обоих.

– Ничего не поделаешь, командир…

– Ладно, продолжаем!

Они вышли из комнаты телохранителей. Седов подошел к соседней, правой комнате, Коновалов – к левой. По сигналу офицеры одновременно распахнули створки. Раздались два почти одновременных хлопка. Седов и Коновалов закрыли двери, отошли к центру комнаты.

– Акбар в минусе, – доложил Пегас.

– Бурхон – тоже. Один оказался. Господь на нашей стороне.

– Уходим?

– Да, больше нам здесь делать нечего.

Офицеры направились ко входу, но остановились, услышав шум за спиной. Резко обернулись, направив стволы винтовок на шум, и увидели вышедшую из женской половины немолодую уже женщину в халате, с распущенными волосами и разбитым в кровь лицом.

– Стоять тихо! – приказал ей Седов.

– Этого нам только не хватало, – простонал Коновалов.

Седов подозвал женщину к себе. Она послушно подошла.

– Кто ты? – спросил ее командир отряда.

Женщина ответила на чистом русском языке:

– Байзо, старшая жена Бурхона. Вы убили моего мужа?

– Да… А вот теперь что прикажешь делать с тобой?

Но женщина словно не слышала майора:

– Убили? Хорошо!

– Что? – удивленно переспросил Седов. – Хорошо? Хорошо то, что мы убили твоего мужа?

– Вы не ослышались. Турсун давно заслужил смерть, и Аллах наконец наказал его.

– Интересно…

– Что вам интересно?

– Седой, у бабы нож, – вдруг воскликнул Коновалов. – А ну, брось тесак, женщина!

Старшая жена Бурхона отбросила нож в сторону:

– В нем больше нет необходимости.

– Почему ты не спала и вышла сюда с ножом?

– Чтобы сделать то, что сделали вы.

– Не понял… Ты хотела прирезать собственного мужа?

– Вы видите перед собой униженную, избитую старуху. А ведь мне нет еще и сорока пяти лет. В старуху меня превратил Бурхон, будь проклято его имя!

– Понятно, – проговорил Седов, – внутрисемейные разборки… Но скажи, Байзо, ты ведь не могла не слышать, что в дом прошли посторонние.

– Я слышала все. Кроме выстрелов…

– Так какого черта ты вышла к нам? Ты понимаешь, что мы теперь должны убрать и тебя?

– Когда я шла убивать мужа, то решила покончить и с собой. Это лучше, чем смерть от камней. У нас женщин, посягнувших на мужчин, забивают камнями. Всевышний распорядился по-своему… Он не желал, чтобы я впала в смертный грех, оттого прислал вас. Мне недорога жизнь. Убейте меня, только прошу, сделайте это сейчас и так, чтобы я не мучилась.

– Вот ситуация, твою мать, – выругался Коновалов. – Чего-чего, а подобного просчитать мы не могли.

– Подожди, – бросил заместителю Седов и посмотрел женщине в глаза: – Ты могла бы начать новую жизнь. Скоро здесь, в Гермабаде, многое изменится, и ты обретешь свободу. Сможешь уехать в Душанбе; в конце концов, в другую страну…