Мне стало стыдно за то, что мы утратили связь, за то, что мы с папой не знали о его страшном недуге.

– Простите, что мы не звонили из Америки. Простите… – Чашка в моих руках задрожала.

– Значит, на то были причины, – он махнул рукой, – забудь и расскажи-ка лучше, ты вышла замуж? – Кашель едва позволял ему говорить. – Я слышал, там часто… живут вместе… но не женятся… – Он натужно засмеялся. Я представила, как Брайан наигрывает что-то на гитаре, а рядом сидит новая девушка, занявшая мое место.

– Нет, не вышла. – Я сделала глоток.

– Значит, ты не замужем? Если бы… твоя ааи… знала об этом… ух и разозлилась бы. – Он рассмеялся. – Но зато… твой папа наверняка за тебя… заступился бы. Он во всем тебя поддерживал… Он в тебе… души не чаял.

Я старалась улыбнуться и скрыть уныние, охватившее меня при упоминании о моих умерших родителях.

– Навин рассказал мне о твоем папе. Я никогда бы не подумал, что он покончит с собой. Да упокоится его душа с миром! Эта новость ужасно меня расстроила.

– Мне и самой непонятно, почему он так поступил. Когда мы уезжали в Америку, он чувствовал себя одиноким… возможно, даже потерянным, и тем не менее… – Я замолчала.

– Иногда жизнь взваливает на нас тяжелое бремя. И когда силы наши иссякнут, никто не знает. Хм…

Я кивнула и отвела глаза. Говорить об этом мне не хотелось.

– Ну ладно… не хочешь – не будем больше об этом. А ты еще… не ездила к нам в деревню? – поинтересовался вдруг дядя Анупам.

– А зачем мне туда? – спросила я, обрадовавшись возможности сменить тему. – Ааи говорила, если я туда приеду, меня сразу убьют. Правда ли это, я не знаю, но проверять у меня желания нет. К тому же все дедушки и бабушки уже умерли. Папа мне рассказывал. Так что сейчас меня там никто не ждет.

Дядя Анупам вздохнул.

– Все, что твоя ааи рассказывала о том, как ее хотели убить… это правда. Но это было давно. Думаю, сейчас… никому уже нет дела. Ее родители и правда умерли, а твоего отца деревенские так уважают… что тебя и пальцем не тронут… Не бойся. Мать твоего отца… она жива. Уверен, она будет счастлива с тобой повидаться.

– Да нет же, – у меня вырвался смешок, – не может этого быть. Папа не стал бы мне врать. Одно дело – сказать, что Мукта мертва. Тогда ему просто хотелось увезти меня подальше от горя и страданий, дать мне лучшую жизнь в Америке. Он…

– На то была и другая причина. Та девочка, Мукта, она… ее мать была проституткой… у нас в деревне.

– Мукта – дочь проститутки?

Он кивнул.

– Съезди в деревню и поговори с бабушкой. Прости меня… Как же жаль, что его… его больше нет – твоего папы. Он бы наверняка хотел, чтобы ты знала… как он жаждал помочь… той девочке. Один раз он позвонил мне из Америки… а больше мы с ним не разговаривали. Я так и не рассказал ему…

Слова утонули в приступе кашля, дядя Анупам прижал к губам полотенце, а лицо его покраснело. В ту же секунду Навин подскочил к креслу со стаканом воды. Дядя Анупам отхлебнул, и Навин вытер повисшую у него на подбородке каплю.

– Папа, ты как, нормально?

Тот кивнул.

Навин повернулся ко мне:

– Тебе, наверное, лучше уйти.

– Конечно, – я поднялась и поставила чашку на стол.

– Нет, не уходи! – запротестовал дядя Анупам. – Мне столько… столько надо рассказать тебе…

– Папа, не сейчас. Давай как-нибудь в другой раз, – воспротивился Навин.

Я знала, что дядя Анупам хочет рассказать мне об отце и о том, как они вместе росли, и я многое отдала бы, чтобы послушать его рассказы, но он совсем ослаб.

– Да ведь у меня дела сейчас, – сказала я, – мне и правда пора. Но я непременно вернусь. – Я взяла сумку и накинула на плечо ремешок.

– Правда вернешься? – Дядя Анупам буравил меня глазами. – Мне бы… так хотелось, чтобы ты пришла. И чтобы… ты почитала мне… те же истории, что я когда-то… читал тебе. – Он тихонько засмеялся.

– Обязательно! – пообещала я.

– Я тебя провожу, – сказал Навин и вышел следом за мной в подъезд.

Я положила руку на перила и посмотрела на Навина.

– Сколько ему осталось?

– Недолго. Несколько месяцев. Возможно, год. Если очень повезет, то два. Знаешь, мы даже сына родили, Рохана, потому что папа хотел перед смертью увидеть внуков. Так что недолго… недолго. – Он покачал головой, в глазах блестели слезы.

– Можно я и правда как-нибудь почитаю ему вслух? – предложила я.

– Конечно, он будет счастлив.

Я похлопала его по плечу.

– Берегите себя, – прошептала я и направилась домой.

В ту ночь в голове у меня вновь и вновь всплывали обрывки нашей беседы с дядей Анупамом. Мукта – дочь проститутки? Неужели моя бабушка и правда жива? Тогда зачем папа мне лгал? Нет, это невозможно. Папа же знал, что я всю жизнь мечтала о бабушках и дедушках, и не стал бы меня обманывать. Может, дядя Анупам что-то напутал? Он наверняка принимает обезболивающие, от которых в голове у него все перемешалось. Вспоминая наш разговор, я думала о дружбе, когда-то связывавшей папу и дядю Анупама, о детстве, о том, как мало времени осталось у дяди, о том, что сын Навина так толком никогда и не узнает дедушку. Совсем как я – я тоже своего не знала. Вот только почему дядя Анупам просил прощения? Они с папой из-за чего-то повздорили? И потому папа больше ему не звонил?

Я вспомнила Америку. Как быстро мы с папой тогда уехали отсюда, надеясь оставить позади боль. Мы словно бежали, уповая на то, что другая страна позволит нам избавиться от воспоминаний.

Поселились мы в небольшой квартире, принадлежавшей папиному коллеге, который любезно позволил нам пожить там бесплатно, пока мы не подыщем жилье, и на следующие одиннадцать лет эта квартира стала для меня домом. Помню, как папа впервые привел меня туда. Он открыл дверь, мы вошли в гостиную, и в нос мне ударил запах сырости и затхлости. На грязный ковер налипла кошачья шерсть. Однако папа, похоже, этого не замечал. Он направился к окну и показал на невысокое здание вдали, прячущееся в тени других.

– Смотри, вон там, на углу, твоя школа. Видишь, теперь ты будешь ходить туда пешком.

За несколько месяцев до этого он непременно спросил бы: «Тебе здесь нравится?» В те времена, когда ааи была не просто воспоминанием, он обязательно обнял бы меня и пообещал подыскать что-то другое, если мне тут не нравится. Но сейчас он просто стоял у окна и показывал на школу, словно там меня ждало избавление от боли.

Тем вечером я закрылась у себя в комнате. Я знала, что папа постучится и поинтересуется, все ли в порядке, поэтому уселась на кровать и стала ждать, прислушиваясь к малейшему шороху за дверью. Ему бы и стучаться не потребовалось. Заслышав его шаги, я спрыгнула бы с кровати и распахнула дверь. Но шагов я не слышала. Спустя несколько часов я сама приоткрыла дверь. С книгой в руках папа сидел на диване. Его тень на стене перевернула страницу. Папа посмотрел на меня и спросил: