— И много набрали?

— А вот, — мужик нахмурился и кивнул назад, где стояли еще две повозки.

Мы подошли. Возница откинул большую серую тряпку, и мы увидели пять мертвых тел, аккуратно сложенных на соломе. Все были черные, словно в мазуте.

— Посланники? — коротко спросил Подорожник.

— Один. Мы только-только разошлись по сторонам, а тут он. Из рощи тихонько вышел, никто и не заметил сначала. Все поле поперек прополз, а кто ближе стоял, те и почернели. Вон, в другой телеге еще трое.

— Какой он из себя был?

— Такой... — крестьянин задумался и сделал несколько неопределенных жестов. — Словно рыбу пополам разрезали. Блестящий.

— Знаю таких, — кивнул Подорожник. — И куда делся потом?

— Не видали. Ушел за холмы. Мы сразу оттуда уехали.

— Ну а мы-то проехать сможем?

— А почем нам знать? Езжайте. Может, он вас и не тронет.

Я молчал, украдкой рассматривая крестьян. У них были пыльные лица и наивные, немного виноватые глаза. На передней повозке стояло несколько корзин. Одна меньше чем на треть была заполнена какими-то клубнями. Это все, что успели набрать несчастные люди, заплатив жизнями своих товарищей.

— Видал, что делается, — вызывающе сказал мне Подорожник, когда мы, простившись с людьми, двинулись дальше.

— Надо было спросить, нет ли здесь кого еще, — подчеркнуто спокойно ответил я.

— Разбойников, что ли? Они бы и так сказали, если б видели. Они их боятся еще больше, чем мы.

— Послушай, а что за железо висело у них на шесте?

— Наверно, какая-то старая вещь. Глупые люди — они думают, что это их спасет. Как видишь, не спасло.

— Далеко еще до того места?

— До огородов? Вроде близко. Да не хватайся ты за свой ножичек. Случись такое, он тебе не помощник.

Мы двигались по наезженной просеке в реденькой дубовой роще. После рассказа крестьян дубы казались не спокойными великанами, а чудищами с кривыми руками-ветками. Оси повозки скрипели предательски громко. Мне казалось, весь мир слышит, как мы здесь едем.

Неожиданно роща оборвалась. Мы увидели поле, разделенное неглубокими канавами на несколько бесформенных клоков, бурно заросших лопухами и крапивой.

— Вот огороды, — вкрадчиво проговорил погонщик. — А вон след, видишь?

Все открытое пространство пересекала глубокая свежая борозда, от которой кое-где поднимались прозрачные дымки. Я почувствовал, как испуганы лошади. Они переступали медленно и невпопад, но Подорожник и не думал их торопить. Я услышал сзади тихий предостерегающий свист.

— Вон туда глядите! — тихо воскликнул Свистун. Мы обернулись. Я ничего не увидел, пока не посмотрел поверх деревьев. Над дубовыми верхушками скользил блестящий металлический треугольник, похожий на плавник акулы. Его основание скрывали заросли. Подорожник натянул поводья.

— Не дергаться! — процедил он.

Мы замерли. Даже лошади не издавали ни звука, хотя я видел, как они дрожат. Я следил глазами за аэроидом. Он двигался по кривой и, по моим расчетам, должен был вот-вот показаться из-за деревьев. Мне было слышно, как трещат ветки и кричат потревоженные птицы, тучей летая над «акульим плавником».

Через несколько секунд мы узрели аэроид в натуральную величину. Он перемещался по своему старому следу, перепахивая глинистую землю. Мне по-прежнему казалось, что там, под слоем почвы, плывет огромная рыбина, выставившая на поверхность плавник.

Мы молчали и не шевелились. У меня с подбородка капал пот, но я и не думал вытирать его. Пальцы обеих рук вцепились в бока повозки — я словно сам себя сдерживал, чтобы не шевелиться. Если аэроид и дальше пойдет по своему следу, то вскоре окажется от нас всего в десятке метров — там, где борозда пересекала дорогу.

Одна лошадь со второй повозки не выдержала и фыркнула, начав топтаться на месте. Я готов был убить ее за это. Аэроид приближался. Когда он пересек дорогу, нас задела волна горячего воздуха. Тускло блестящая металлическая махина прошла мимо, дыша жаром. Она была гладкой, без стыков и сочленении, словно вырезанная из одного куска. Я скосил глаза на погонщика — жив ли он, не почернел ли. Он сидел неподвижным истуканом. Двигались лишь зрачки, а еще подрагивала щека.

— Уходит, — прошептал он. — Только бы не взлетел.

Аэроид не взлетел. Он скрылся в зарослях на другом конце поля, и некоторое время нам была видна его верхушка, затем и она пропала.

Погонщик от души прошелся кнутом по лошадиной спине. Повозка едва не развалилась, когда перепрыгнула через борозду на дороге. Мы неслись, как на ипподроме, и я боялся вылететь наружу. Уже давно позади остались и деревня, и огороды.

Наконец Подорожник дернул поводья, давая возможность лошади отдохнуть после бешеной гонки. Он посмотрел на меня и вдруг расхохотался. Подъехавшие следом Свистун с Медвежатником тоже начали смеяться, и мне ничего не оставалось, как поддержать компанию. Это было самое доступное сейчас средство снять напряжение.

Дальше мы ехали не спеша. И в мыслях, и в теле ощущалась тяжелая, почти болезненная усталость. Похоже, и наши лошадки чувствовали себя не лучше. Первое время я списывал все это на перенесенный стресс, но потом обеспокоился.

— Посланник ничего не сделал с нами? — спросил я.

— О чем ты? — удивился погонщик.

— Он не тронул нас?

— Ну, ты ведь жив? Значит, все в порядке.

— Да, но... Я как-то странно себя чувствую.

— Это от усталости. Если бы он нас тронул, ты бы себя никак не чувствовал. Ничего. Скоро остановимся на ночь. Поешь, выпьешь — и успокоишься.

Но меня его слова не утешили. К тому времени я начал понимать, что аэроиды воздействуют на людей каким-то необъяснимым способом — полем, излучением, химией или чем-то подобным. Это же подтверждали мои грезы из прежней жизни. Никогда нельзя угадать, пощадил ли тебя аэроид или обрек. Я не мог быть уверенным, что уже к вечеру мы все не почернеем или не растрескаемся, как глиняные куклы.

— Сегодня остановимся у одного толкователя старых вещей, — насмешливо произнес погонщик. — Можешь хоть всю ночь болтать с ним про посланников, про чужаков. Он это любит. Никто в округе не знает столько о Пылающей прорве и всех тайнах мира, сколько он.

Я был заинтригован этой новостью. Воображение нарисовало мне эдакого мудрого старца, мага, свободного от суеты, который одинаково интересуется и прошлым, и настоящим и сможет ответить мне на многие вопросы.

Солнце готовилось сомкнуться с горизонтом, когда мы оказались на волнистой равнине, по которой темными пятнами были разбросаны кусты вереска. Подорожник вытягивал шею и даже вставал на повозке, выискивая что-то. Потом мы свернули с дороги и, петляя среди кустарника, добрались до приземистой хижины, примостившейся в каменистом овражке. Одиноко горел слабый костер, на ветвях сушились пучки какой-то травы и коренья. Мое внимание привлекло обилие бесполезного хлама — от обломков посуды до ржавых железяк, которые были тщательно рассортированы и разложены вокруг жилища в строгом порядке. Казалось, будто я попал в пункт приема вторсырья.