и не оскверняется ничем преходящим, а, напротив того, самую персть влечет с собой к небу, тот в награду за труды (подлинно самое великое и премудрое таинство!) станет богом, и хотя богом по усыновлению, однако же исполненным высшего света, начатки которого пожинал он в некоторой мере еще здесь. А кто, преклонившись к худшему в своем союзе и сочетании, оказавшись сообщником дольнего, рабом плоти и другом скоротечного, оскорбляет жизнью своей Божественное благородство, для того, сколько бы ни был он благоуспешен в непостоянном, гордясь ничтожными сновидениями и тенями, обогащаясь, роскошествуя, превозносясь чинами, – увы! – для того тяжки тамошние бичи, где первое из бедствий – быть отринутым от Бога».[487]

Третье основание нравственности – космологическое,[488] которое требует признания, что мировая жизнь движется не самослучайно, а по известным законам и для достижения определенной цели. Без этого условия и человеческая жизнь сама по себе представляла бы ничем не руководимый fatum, а нравственные стремления остались бы без определенной цели и должного завершения и потому потеряли бы всякий смысл и обязательную силу. Требуется признание Премудрого руководящего Божественного Промысла, содержащего в Себе Самом цель тварного бытия и направляющего к ней судьбы мира.[489] При этом только убеждении человек и может находить в себе достаточно бодрости и сил для духовно-нравственной борьбы с самим собой и с окружающим злом. «Худому только рабу свойственно оказывать уважение господину, когда он улыбается, и почитать его злым, когда наносит удары. Надобно без ропота принимать, куда ни будет повернуто кормило, которым Бог изводит меня из борьбы и жизни, пока не взойду в тихую пристань, если только не напрасно построил Он этот корабль, но для доброго и благоуспешного конца».[490] Если человек иногда и не представляет себе ясно разумной цели известного явления, то это еще не значит, чтобы не знало ее мироправящее Слово, все равно как живопись вполне понимает только живописец и свойства линий известны только геометру. Нужно дать место и вере, потому что она есть «непытливое согласие».[491] Постичь глубину премудрости Божией невозможно,[492] тем не менее нужно признать, что мир не может существовать без Промысла и отрицание Его есть мятеж против Бога.[493] Нужно признать, что существующий порядок во вселенной поддерживается Богом,[494] а если и расстраивается, то не против воли Того, Кто связал ее воедино.[495] Бог все ведет Ему Одному ведомыми путями, ведет во всяком случае к благой цели – к совершенству и врачеванию, и потому предведение Божие полагает основание важных событий.[496] Все кажущиеся неровности в жизни (нравственное и физическое зло) выравниваются у Бога, имея для человека, между прочим, и нравственно-воспитательные цели.[497] Правда, есть и некоторый круг и даже противоположности в делах человеческих; но в них есть и неподвижный центр. Движение и колебание относятся только к одной внешней, обыденной являемости, а не к основанию, в котором скрыта Промыслом тайна вселенной и которое во всем твердо и неподвижно.[498] Должно веровать, что Бог имеет особенное попечение о человеке, хотя жизнь человеческая проводится не без преткновений и противностей, причины которых иногда остаются неизвестными. Эта именно вера в целесообразность и разумность общемировой и, в частности, человеческой жизни, руководимой Промыслом, дает твердую опору для нравственных стремлений и внушает человеку великие силы для духовных подвигов. «Что для нас страшно?» – спрашивает св. Григорий. И отвечает: «Ничто, кроме уклонения от Бога и от божественного. А прочее – как Бог управит, так и да будет! Устрояет ли Он дела наши оружии правды десными и милостивыми или шуими (2 Кор. 6:7) и тяжкими для нас – причины тому знает Домостроитель жизни нашей. А мы будем бояться того единственно, чтобы не потерпеть чего-либо противного любомудрию».[499]

II

Христианство учит не только о первоначальном создании человека, но и о воссоздании его и обожении чрез воплощенного Сына Божия. Отсюда в личности Иисуса Христа и Его деятельности нравственность христианская имеет для себя новое глубочайшее основание, которое называется сотериологическим.[500]

Если бы люди оставались всегда тем, чем были (до падения), то сделались бы тем, чем не были, то есть бессмертными и близкими к Богу. Но, поелику смерть овладела человеком, Бог не восхотел оставить без помощи Свою тварь, но Сам, став человеком, страждет, как человек, и обнищевает до принятия плоти, чтобы обогатить нас Своей нищетой.[501] Прежирное Естество, невместимое тварью, известное время обитало с нами ради Своего человеколюбия, чтобы привлечь нас к Себе, поверженных на землю.[502] «Само Божие Слово… соединяется с разумной душой ради моей души, очищая подобное подобным, делается человеком по всему, кроме греха… Сущий начинает бытие; Несозданный созидается; Необъемлемый объемлется чрез разумную душу, посредствующую между Божеством и грубой плотью; Богатящий обнищевает – обнищевает до плоти моей, чтобы мне обогатиться Его Божеством; Исполненный истощается – истощается ненадолго в славе Своей, чтобы мне быть причастником полноты Его. Какое богатство благости! Что это за таинство о мне? Я получил образ Божий и не сохранил его; Он воспринимает мою плоть, чтобы и образ спасти, и плоть обессмертить. Он вступает во второе с нами общение, которое гораздо чуднее первого, поколику тогда даровал нам лучшее, а теперь восприемлет худшее; но сие боголепнее первого, сие выше для имеющих ум».[503] Христос был всецелый человек – стал телом, душою, умом, всем, что проникла смерть, дабы весь человек был спасен.[504] Но если человек чрез Христовы страдания имеет возможность стать богом (по усыновлению), то и Христос не есть только человек, но вместе и всецелый Бог, пребывающий Своею сущностью в человеческом естестве, как солнце в лучах, и есть единый Бог в обоих естествах.[505] Тем Он и чуден, что и Божества не умалил, и человека спас как врач.[506] «Если бы еще поклонялся я твари или в тварь крестился, то я не обожился бы и не изменился бы в первое рождение…» Потому и самое название «христианин» утверждается на признании Христа Богом.[507] Итак, Бог пострадал моими страданиями, стал ради меня грехом и клятвой.[508] Это есть истощание Божества – как бы ослабление и умаление славы Его.[509]

Это учение о личности и делах Богочеловека заключает в себе, очевидно, совершенно этический элемент, как выражение высшего человеколюбия Божия. Такого же характера и плоды вочеловечения и страданий Господа, имевшие целью «окрылить душу, исхитить из мира и