Меньше, чем ничего. Я не гожусь даже чистить тебе ботинки.

Она кинулась к двери, но Алекс догнал ее в два шага и крепко обхватил за талию.

— Прекрати. Дело обстоит совсем не так, и ты это знаешь.

— Не так? — По ее щекам покатились слезы, и она даже не стала их вытирать. — Тебе надоела Лизетт. Вот ты и решил заманить еще кого-нибудь в свою постель. Как я могла быть такой дурой?

— Это не имеет отношения ни к Лизетт, ни к кому-нибудь другому. То, что произошло между нами, произошло по нашему обоюдному желанию. Это было чудесно. Ты сама так сказала.

— Сказала, потому что думала, что ты меня любишь.

— А я и люблю.

Ники покачала головой.

— Отпусти меня. — Она попыталась скинуть его руку с талии.

— Не отпущу, пока ты не поймешь.

— Я никогда этого не пойму, Алекс. Никогда. — Оттолкнув его с такой силой, что он вынужден был ее отпустить, она кинулась к двери. Слезы катились градом, ослепляя ее. Снаружи было грязно, тропинка, по которой она бежала, была устлана упавшими во время грозы ветками. Она не знала, куда направляется. Ей было все равно. Она только знала, что должна убежать от Алекса, от чудовищной боли, которая терзала ее душу.

Ветки цеплялись за ее юбки, царапали ей щеки, но она продолжала бежать. Только слышала сзади голос Алекса, умолявшего ее остановиться. Перед ней было болото. Стволы деревьев поросли призрачным серым мхом. Под ногами хлюпала вода, темная и угрожающая. Ветер, казалось, нашептывал ее имя.

Она поняла, что это не ветер, а Алекс, всего за несколько минут до того, как он схватил ее. Они упали на кучу листьев и сучков. Он оказался сверху.

Безудержно рыдая, она отталкивала его, колотила по его груди, царапалась.

— Оставь меня!

Алекс держал ее за руки, стараясь унять ее дрожь и в то же время боясь причинить ей боль».

Когда ее силы иссякли, он поднял Ее на руки.

— Я-то думала, что ты любишь меня, — рыдала она. — Как я могла так ошибаться?

Алекс закрыл глаза. У него было чувство, будто вся его грудь налилась свинцом, он с трудом мог дышать. Он знал, что она будет возражать против того, чтобы быть его любовницей.

По крайней мере сначала. Но оказывается, она ожидает, что он женится на ней?! Такое ему и в голову не приходило. Он баюкал ее как маленького ребенка.

— Я думал, ты поняла, — повторял он. — Я никогда не хотел ранить тебя.

Но она рыдала все сильнее. Ее тело сотрясалось от рыданий. Ему было невыносимо сознавать, что именно он виновник этих слез.

— Я думала, что ты человек чести. Думала, что тебе можно доверять.

Ее слова ранили его как удары шпаги. Человек чести. Таким она его считала. Но уже не считает.

— Ну пожалуйста, дорогая!

Почему ее мнение имеет такое для него значение? Ведь она, черт возьми, его служанка. К тому же воровка Он стиснул зубы.

Нет, это ложь. Она леди. Его леди.

— Я не могу видеть, как ты убиваешься. — Он не в силах был вынести муку, которая слышалась в каждом ее слове, не в силах был думать о причиненном им горе. — Попробуй меня понять.

Услышав сострадание в его голосе, она подняла глаза. Глаза Алекса были пусты, лицо походило на маску отчаяния.

— Это ты не понимаешь.

Ее захлестнула новая волна боли. Ники закрыла глаза, но гнев уже исчез, оставив после себя чувство одиночества и опустошенность.

— Не важно, — шепнула она. — Глупо было надеяться, что тебе может быть нужна такая женщина, как я.

— Но ты мне нужна, черт возьми, — хрипло сказал он. — Я все еще хочу тебя.

— Как и другие, — тихо сказала она. — Они тоже меня хотели.

Алекс схватил ее за руку.

— Не так, как другие. Ты должна мне поверить.

— Почему?

— Потому что это правда.

Она горько рассмеялась.

— Правда? — повторила она. — Правда для меня меняется что ни день. Вместе с каждым моим новым хозяином.

Твоя правда мало чем отличается от правды Фортье.

У Алекса сжалось сердце.» Он не находил слов в свою защиту.

— Ники смахнула слезы ладонью.

— Я думаю, нам пора уже вернуться, — сказала она со спокойствием, которое еще больнее ранило его. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь беспокоился о нас.

— Ники, пожалуйста. Я хочу тебе объяснить…

Она поднялась и стала счищать грязь, ветки, выбирать листья из своих медных волос.

— В этом нет необходимости, месье. Я все скверно поняла. — И повернувшись к нему спиной, она направилась к охотничьему домику.

Алекс даже не пытался ее остановить. На душе у него было скверно и гадко.

И одна-единственная мысль преобладала над всеми другими: «Что я натворил, Господи!»

Николь ждала в домике, пока Алекс оседлает лошадей.

Она была бледна, в лице ни кровинки, руки дрожали, но плакать перестала.

Все, что они пережили с Алексом на своем ложе из одеял у камина, навсегда закончено. Воспоминание об этом останется запертым в ее сердце до тех пор, пока она не сможет воскрешать его без слез. Она законтрактованная служанка, а по сути дела, рабыня. Хотя ему и удалось соблазнить ее своей притворной заботой, дорогими нарядами и светским обхождением, она напрасно поверила, будто Александр дю Вильер, герцог де Бризон, может ее полюбить.

Что сказал бы ее отец, узнай он обо всем случившемся?

Скорее всего он был бы разочарован в ней. Но представив себе его реакцию, она подумала о наивности и простодушии отца. Да, его могли одурачить так же легко, как и ее, яблоко от яблони…

«Ты же носишь имя Сен-Клеров, — сказал бы он. — Тебе есть чем гордиться».

«О, папа, ты наделил меня такой гордыней! Это тяжелое бремя. Чересчур тяжелое». — Она отнюдь не была уверена, что сможет долго его нести.

Они возвратились домой в полном молчании. Ники была рада, что у нее есть время, чтобы запрятать как можно глубже свои чувства. Ведь она уже не раз это делала. Училась владеть собой, молча сносить все удары судьбы.

В дверях их встретила бабушка.

— Слава Богу, оба живы и невредимы.

— Гроза была ужасная, — сказала Ники, силясь улыбнуться. Улыбка была как бы приклеена к ее лицу и все же могла сойти за искреннюю. — Мне повезло: Александр вовремя пришел на помощь.

Алекс промолчал.

Ники спешилась, прежде чем Алекс успел предложить ей свою руку. Она не хотела, чтобы он дотрагивался до нее, потому что боялась потерять самообладание.