— Я поставлю Олю на ноги, — сказала твёрдо.

Та пробормотала:

— Ты не была уверена сегодня днём.

— Теперь уверена, — ответила я ей. — Духи нашептали.

— Духи… — прошелестел её голос.

Я везла Олю домой, а она молчала. Силки бежала рядом с колёсами коляски, а Лютик увязался за нами просто потому, что. И я молчала — думала. Олю было не жалко. Почему жалеть человека, который уже чем-то увлёкся и хочет свернуть если не горы, то холмики?

— Ты пообещала, — услышала я перед самым домом Ильи Андреевича. Пообещала? Ну да. Но…

— А ты пообещала больше не третировать прислугу и заняться делом! — весело ответила я Оле. — Выполнять будешь?

— Буду, — буркнула она.

— Тогда всё тип-топ.

Я позвонила в видеофон, и дверь открылась почти сразу же — как будто нас ждали с нетерпением. И точно, на крыльце уже стояла Анна Михайловна и смотрела на меня с ясно написанным на лице торжеством. Ну, типа мы боролись, и она победила. Я только наморщила лоб, но ничем другим не выразила своё недоумение. Перевела коляску Оли в гусеничный режим и позволила ей подняться по лестнице, правда, для этого пришлось повернуть «вездеход» задом. Силки настороженно нюхала воздух, а Лютик возбудился и принялся лаять:

— Само! Само бежит, как лошадь!

Я шикнула на щенка, и он заткнулся, лёг на травку. А Анна Михайловна всплеснула руками:

— Что это? Что за зоопарк? Уберите немедленно собак на улицу!

— Лютик, брысь! Жди меня на улице, — сказала я. Силки тявкнула:

— А я?

— А ты теперь будешь жить в этом доме, — спокойно объяснила я собачке. Анна Михайловна подозрительно нахмурилась:

— А чего это ты решаешь, кто тут будет жить? Я сейчас Илье Андреевичу позвоню!

— Это моя собака, — вступила в разговор Оля.

Экономка с удивлением уставилась на въехавшую по ступенькам на крыльцо девушку. А та подняла голову и повторила:

— Этом теперь моя собака, и она будет жить здесь. Силки, пошли! — и взяла зубами свой джойстик, поехала в дом.

Щенок прошмыгнул мимо ног экономки вслед за коляской, а Анна Михайловна прищурилась уже на меня:

— Илье Андреевичу это не понравится. А вот в ваших услугах мы больше не нуждаемся.

Тут уж и я встала в позу:

— С чего это вдруг?

Анна Михайловна улыбнулась сладенько. Так сладко, что я ощутила, как на меня надвигается призрак диабета. Она сказала милым голосом:

— Илья Андреевич приглашал профессиональную сиделку, и та приехала раньше, чем говорила. Так что вы можете идти, девушка.

— Вы можете думать, что хотите, но нанимали меня не вы, Анна Михайловна, — вежливо ответила я, показав экономке в улыбке все свои прекрасно начищенные (нет) тридцать два зуба. — Поэтому я всё же дождусь Илью Андреевича, с вашего позволения.

Экономка скривилась, будто её зубы внезапно заболели. А я прошествовала мимо неё в дом следом за Олей.

Сиделка сидела (тавтология, ага) в гостиной на диванчике, сжимая на коленках свой саквояж. Рядом стоял чемодан на колёсиках. Оля смотрела на неё странным взглядом — словно заранее ненавидела эту тётку средних лет, не толстую, не круглую, но такую… мощненькую. Явно профессионал — у сиделки должны быть хорошие мышцы рук, ног и спины, чтобы переворачивать и поднимать инвалида. На лицо, кстати, оказалась приятной женщиной. Я улыбнулась ей, сказала:

— Здравствуйте.

— Добрый день, — отозвалась она. — Меня зовут Ирина. Мне сказали, что больная лежачая, а вы, оказывается, вовсю гуляете!

— Так и надо, правда же! — сказала я с воодушевлением. — Оля, поехали в комнату? А вы, Ирина, приступайте к работе.

— Но со мной ещё не подписали контракт!

— Подпишут, — уверенно ответила я. — Правда, Оля?

Она повернула голову и посмотрела на меня вопросительно. Я подняла брови: мол, ты решаешь, детка. И детка кивнула:

— Да, подпишут. Я хочу лечь.

Анна Михайловна хмыкнула за моей спиной:

— А вы наглая, кроме того, что одеваетесь ужасно.

Я обернулась к ней и смерила взглядом колобкоподобную фигуру, сказала:

— Вы не жена хозяина, а всего лишь экономка. Поэтому держитесь за своё место, зная, что Оля важнее для Ильи Андреевича, чем вы.

Анна Михайловна не нашла, что сказать. Просто задохнулась, и мне на миг показалось, что сейчас её хватит удар. А я подняла голову так высоко, как только смогла, и пошла следом за Олей и Ириной в комнату. Силки, лежавшая на ковре до этого, поспешила за мной. Я сказала собаке:

— Твоя хозяйка Оля, ты должна слушаться её. И ещё: все свои дела — пописать, покакать — всё неси наружу, на травку! В доме ни-ни!

— Так тут везде двери, — пригорюнилась Силки. — Я же не умею открывать!

— А ты хитренько. Ты беги к любому человеку, который ходит, и тыкайся ему в ногу — умильненько, поскуливай, делай, как нормальная собака. Бежишь к закрытой двери, скребёшь пол лапкой, возвращаешься к человеку! Я тебя уверяю — любой в этом доме сразу же подорвётся тебе открывать!

— А та большая — нет! Она злая.

— Не злая, — рассмеялась я. — Просто она считает себя важной. Ты к ней не ходи, тут ещё другая женщина есть.

— Ла-адно, — протянула Силки. — Моя хозяйка мне нравится. Жалко, что она не может со мной побегать!

— Сможет.

Я пообещала это и вздохнула. Да, мне надо думать над тем, как лечить Олю. Допустим, я могу попробовать стимулировать рост нервных волокон в спинном мозге. Допустим, у меня это даже получится. Допустим, нервы срастутся. Но никто не может гарантировать, что они срастутся правильно! Мне очень нужны пособия по неврологии.

Правильно. Надо позвонить Илье и заказать.

В комнате Олю уже профессионально сняли с коляски и уложили в кровать. Девушка была возбуждена. Сказала мне, когда я вошла:

— Представляешь, Ирина умеет профессионально снимать цветы!

— Отлично, — улыбнулась я. — Оля, у тебя есть телефон?

— Есть, — удивилась она. — Вон, на столе лежит.

— Можно позвонить?

— Конечно.

Оля посмотрела мне в глаза и вдруг улыбнулась так открыто, так живо, что у меня слёзы на глазах выступили. Разительная перемена в полдня! И всего-то надо было вывезти человека на прогулку и поговорить искренне!

Я взяла со столика айфон и попыталась разблокировать экран. Оля подсказала:

— Мой день рождения: седьмого июня две тыщи третьего года.

— Спасибо.

Набрав шесть цифр на экране, я получила доступ к набору номера. Оля повела подбородком и спросила: