– Первая полоса! Пад-жи-игай!

Свист – и прямо перед окопами, отрезая их от наступающих чудовищ, тоже полыхнула волна пламени. Раненый тха-охонг, давя мелких сородичей, затормозил, развернувшись боком к форту и поддавая задними лапами, будто собираясь прыгнуть, снова встал на дыбы – и тут ему в бок ударила мина, взорвалась, опрокидывая прямо в пылающую нефть, набок. Нефть горела на хитине, накаляя его и спекая внутренности, и тха-охонг вывернулся на спину, уже весь охваченный пламенем, и начал выгибаться и корчиться в агонии.

Метались по горящей полосе под грозовыми тучами на фоне все еще крутящихся смерчей сотни охонгов и несколько гигантов, выбегали на защитников пылающими факелами, падали; кричали погибающие всадники. Майор Лариди бесстрастно расстреливала тех, кто сумел выпрыгнуть из стены огня. Прямо перед ними выпал на землю охваченный пламенем человек, покатился, вопя от ужаса и боли.

– Эх он как, – пробормотал, морщась, сосед-пулеметчик и посмотрел на серенитку. Та поджала губы и выстрелила. Человек затих.

Нефть догорала.

– Отступаем на следующую позицию! – рявкнул командир, и солдаты засуетились, освобождая окоп.

Люк сверху наблюдал, как один за другим уходят по безопасной тропе меж минных растяжек несколько сотен человек. Огненная полоса вовсю чадила, пламя оставалось лишь кое-где, и видно было, как останавливаются у дымящего поля следущие чудовища, не решаясь идти дальше. Позади них ревели смерчи, ловя раньяров, – Люк махнул лапой, и один вихрь отделился от остальных, понесся на столпившихся у поля тварей, набирая скорость, и, как клюшкой, столкнул их в полосу огня. Раздался визг, горящие инсектоиды дергались и умирали на затухающем поле. Смерч прокатился по горящей нефти, вбирая в себя пламя, которое тут же подожгло крутящиеся в нем стволы, и начал бросаться на оставшихся инсектоидов, пока не рассеялся.

В атаке наступила пауза. Оставшиеся и сильно прореженные раньяры летели прочь от охотящихся на них смерчей. С десяток тварей решились облететь воронки над морем, но и туда спустился вихрь, подняв корону брызг, и всосал в себя несколько улепетывающих в разные стороны «стрекоз».

Люк парил над полем боя, предусмотрительно держась выше огня действующей артиллерии, и наблюдал за происходящим. Нефть на двух горящих полосах выгорела и вовсю чадила, и его силы были на исходе. Смерчей осталось два – сверху они напоминали глаза какого-то мифического зверя, – а оставшиеся тха-охонги под грохот орудий по-прежнему шествовали вперед. Некоторые падали, остановленные прямыми попаданиями, но оставшихся все еще было больше сотни. Люк подтянул к ним воронки и начал один за другим подхватывать огромных инсектоидов и вместе со всадниками бросать в море, до тех пор пока последний смерч не истаял, выронив тха-охонга на мелководье у берега и оставив дезориентированное чудовище, увязнувшее в песке, выбираться из воды.

Враги некоторое время перестраивались – их было еще слишком много! – и снова пошли в атаку. Опять заговорила артиллерия. Люк опасливо облетел позиции дармонширцев высоко по воздуху, чтобы не попасть под дружественный огонь, и устало опустился на землю. Лапы дрожали, от грохота орудий закладывало уши, и очень хотелось есть. Нужно было подниматься вверх, подзарядиться, но сначала подкрепиться пищей материальной – иначе вряд ли он сможет противостоять зову первородной стихии.

Но прежде он, сопровождаемый охранниками-автоматчиками и полковником Майлзом, поднялся в одну из башен – орудие там молчало, развороченное напавшим раньяром, рядом лежал прикрытый измочаленный труп, а у башни, внизу, на земле, обугленный инсектоид.

– Пропустили, – хмуро объяснил Майлз. – Смотрите, с левого фланга уже пошли по минным полям. Еще час, и начнется контактный бой.

Действительно, слева, в районе Первого форта, на расстоянии километра от стены раздавались взрывы.

– Справа, у Пятого и Шестого, еще не дошли даже до рвов с нефтью, но второй раз, боюсь, не попадутся. Обойдут. Или заранее подожгут.

– Скорее всего, – вяло согласился Люк, разглядывая круживших над дальним, перепаханным вихрями лесом единичных раньяров с почти гастрономическим интересом.

– Они, конечно, продавят нас до фортов, ваша светлость, – проговорил Майлз. – Не знаю уж, сегодня, или до ночи продержимся. Но пока все идет лучше, чем я ожидал. Погибших у нас, по оперативным сведениям, около пятидесяти, под четыре сотни раненых.

Люк на слове «раненые» оглянулся – туда, где километрах в пятнадцати от фортов виднелись шпили замка Вейн. Марину должны были уже увезти.

– Главное, со стрекозами вы нам подсобили. Их несколько десятков осталось из пяти сотен. Остальное не так страшно. Справимся пока.

– Наверняка вызовут подкрепление, – морщась, сказал Люк. – Где там остановились их ближайшие отряды?

– В Раунферте. Дня три до нас. Подойдут – придется туго.

– Значит, до этого времени надо выбить как можно больше тех, кто уже здесь. – К желанию поесть вдруг присоединилась такая сонливость и слабость, будто он махом и натощак выпил литр коньяка.

– Выбьем, ваша светлость, – пообещал Майлз, моргая белесыми ресницами. – Они нас недооценили. Продержимся. А там, дай боги, и Рудлог на помощь придет. И погоним мы их до Лаунвайта.

– Это у вас правильный оптимизм, полковник, – похвалил командира Люк и едва удержался, чтобы не зевнуть.

– Отдохните, ваша светлость, – посоветовал Майлз. – Два часа у вас точно есть. А то и четыре, если бойцы постараются.

– Да надо бы, – пробормотал Люк и облизнулся. Майлз вдруг отшатнулся и слегка побледнел. – Что? – спросил его светлость подозрительно. – Язык?

– Язык, – осторожно подтвердил командующий. – Раздвоенный. И глаза. С вертикальными зрачками. Может, – он достал отданную на хранение пачку, – покурите, ваша светлость? А то вы так смотрите, будто укусить примеряетесь.

Люк усмехнулся, взял сигарету, задымил с наслаждением. Табак немного приглушил голод. Они еще постояли в башне, наблюдая за боем и обсуждая будущие действия; договорились, что к моменту, когда Люк проснется, его будет ждать подробный доклад о том, сколько орудий повреждено и боеприпасов израсходовано, – дабы знать, что ночью добывать в первую очередь.

Голод снова проснулся, и Люк под грохот орудий шелестяще попрощался с Майлзом и поспешил за форт – ибо понятно стало, что даже десятью порциями обеда он не обойдется.

Через полчаса оголодавший змей выбросил на песок у моря молодую косатку, уже мертвую, – прямо в воде он вырвал ей часть бока и заглотил тут же, давясь от жадности и вкуса крови. На пустынном берегу он и расправился с ней, урча, рывками хватая ее, приседая на передних лапах и топорща перьевой воротник, и потом долго мыл морду и грудь на мелководье, смущенно оглядываясь на огромный череп, обглоданные переломанные ребра и позвоночник. А затем, сонный от сытости и потраченных сил, вернулся в форт, еще раз оценил ход боя – и свалился спать, даже не позвонив Марине, только прочитав сообщение от Леймина, что ее и матушку с Ритой эвакуировали и проблем нет.