Я застываю перед женщиной, опустив руки вдоль тела. Стараюсь не показывать своего волнения, хотя сердце колотится бешено, словно пытается пробить грудную клетку. Она никогда не вызывала меня на разговор тет-а-тет, кроме собеседования. Что-то случилось.

— Знаешь, я всегда проверяю девочек, которые устраиваются ко мне на работу. Красивая мордашка, грамотная речь и умение опустошить за счёт моего товара кошельки клиентов — это всё хорошо. Но я ненавижу крыс. Это те девочки, которые гадят, не отходя от кормушки. Ты понимаешь, о чём я сейчас говорю, Лина? — говорит Наталья, придерживая длинными пальцами крышку ноутбука.

— А должна? — приподнимаю бровь.

В животе неприятно потягивает. Холодок неизвестности переместился туда.

— Вопросы здесь задаю я. Ты не в том положении, чтобы дерзить мне, детдомовка, — резко говорит Животягина. — Скажи спасибо, что я ещё не вызвала полицию и не заявила на тебя.

Мне словно плюют в лицо. Краска приливает к щекам, их начинает печь и покалывать. Я несколько раз растерянно моргаю, прежде чем взять себя в руки. Втягиваю через нос воздух и тихо выдыхаю через приоткрытые губы. Мне не стыдно, я просто киплю от злости, еле сдерживаясь. Сжимаю кулаки и, стараясь не потерять лицо, вкрадчиво интересуюсь:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Простите, о чём речь? Я ничего не крала. И не брала.

— Правда? — Наталья насмешливо выгибает бровь и разворачивает ко мне ноутбук. — Что ты скажешь об этом?

Щёлкает мышкой и откидывается на спинку кресла, скрестив руки на груди.

На экране запускается видео, и на нём я. Выхожу из бутика в платье, в тот самый день, когда Саша решил познакомить меня с друзьями. Кадр сменяется следующим, теперь я в другом платье, совсем недавно, когда мы ехали знакомиться с родителями Соколова. Затем картинка опять меняется: я пересчитываю деньги и ругаюсь с Таней. Без звука непонятно, что я ей говорю, зато хорошо видно, как вкладываю купюры в её ладонь. Сука качает головой, словно отказывается делать то, что ей предлагают.

Великая актриса! Тварь! Неужели она думает, всё так легко сойдёт ей с рук?

Щеки горят. Не могу удержаться и прикладываю к ним холодные ладони.

— Есть что сказать, Исаева?

— Это всё выглядит не так, — произношу хрипло.

— А я думаю, это всё выглядит так, как и было на самом деле. Итого ты должна мне приличную сумму за эти два платья. Платишь, пишешь заявление и, забрав своё шмотьё, убираешься отсюда, чтобы я больше не видела тебя здесь.

— Не я одна так делала. С других спрашивать не будете?

— Ты давай не учи меня, как дела вести, милая.

Пульс зашкаливает, в голове шумит.

Как только выйду из этой каморки, вцеплюсь Таньке в волосы. Терять уже нечего. Подставила меня! А сама такая вся белая и пушистая. Сколько она здесь шмоток переодевала, пока работала? Сколько денег стащила?

— Если я не заплачу, что будет?

Прикидываю, в какую сумму мне встанут эти бесполезные платья. И сколько денег у меня на счету.

Чёрт!

Я обиралась из этих накоплений оплачивать учебу! Собирала подушку безопасности, чтобы у меня было хоть немного чего-то своего. Страшно в один момент остаться без средств к существованию. Просить помощи не у кого. Этот страх толкает на необдуманные поступки, которые до сих пор преследуют меня в образе Мирона, напоминая, как низко я чуть не пала, продавая собственное тело. Не от хорошей жизни женщины идут за платой за секс.

Паника начинает подниматься волнами, скручивая внутренности. Не так страшно вылететь с работы, как опять оказаться нищей. Совсем без копейки.

— Как я уже сказала, вызову полицию, паспортные данные твои у меня есть. Так что сейчас можешь идти искать деньги. Как и где — это не моё дело. Можешь хоть плакать, хоть в ногах валяться, — безразлично говорит Наталья и закрывает ноутбук. — Несколько дней, так и быть, я тебе дам, для того чтобы собрать сумму. Всё равно не сбежишь. И ты уволена. Это ясно?

— Ясно, — произношу в тон начальнице.

Терять мне уже нечего. Слушать она меня не станет. Проще выгнать девчонку, которая работает всего три месяца, и повесить на неё всё, чем начать заниматься разборками в давно устоявшемся коллективе. Видимо, Живоглота всё устраивает в её террариуме. Собрала вокруг себя настоящих змей.

На ватных ногах дохожу до шкафа со своими вещами и забираю их.

Мыслей как таковых нет. Делаю всё на автомате, чувствую, как Животягина следит за каждым моим движением, словно надзиратель.

— Сумку открой, — вдруг произносит она и, оказавшись рядом, вырывает её из моих рук.

17

Обхватив себя за плечи, смотрю в окно. С самого утра льёт дождь, капли барабанят по стеклу и отливу, добавляя моему подавленному настроению ванильное очарование. Если закрыть глаза, на секунду можно представить, будто нахожусь в собственном большом светлом доме с камином. В руках у меня какао, на плечах мягкий плед. И никаких проблем, кроме того, как сдать сессию без хвостов.

Беру себе книгу из стопки на подоконнике и с ногами забираюсь на продавленный диван.

Открываю первую страницу и понимаю, что не хочу читать. Вообще ничего не хочу!

Долбаный приступ жалости к себе продолжается уже сутки. Слёзы подкатывают к глазам, и я со злостью зажмуриваюсь, не давая им выкатиться.

Сцена в бутике была самой унизительной в моей жизни. Обнаружив в моей сумке винтажные серьги, Живоглот перестала любезничать и спустила на меня всех собак. Танька наблюдала издалека, торжественно улыбаясь.

Пришлось оплатить серьги, иначе Наталья вызвала бы ментов. Привода в полицию в моём личном деле явно не хватает для красоты. Только представьте эту смесь: детдомовка да ещё и воровка.

Выкупить платья денег уже не хватило. На всех карточках по нулям.

Чёртовы серьги стоили так, словно были сделаны из настоящего золота, а не пластмассы и металла,