Подпитая компания покатывается со смеху, одобрительно восприняв мою шутку.

Затылок покалывает. Повернув голову, встречаюсь взглядом со своим личным адом.

— Куда? — резко бросает в меня словами.

Хохот резко прекращается. Именинница растерянно переводит взгляд с Гейдена в мою сторону. На нас все таращатся! Умеет Мирон обратить всеобщее внимание на себя.

— К своему парню, — улыбаюсь елейно, хлопая ресницами.

— Да пусть идут. Они и без нас могут поиграть в пять минуть наедине,

Мирон, сжав зубы и кулаки, смотрит на меня до тех пор, пока Вика настойчиво не начинает дергать его за руку, предлагая присоединиться к игре.

18

Только переступаю порог комнаты, как за спиной раздаются громкий смех и улюлюканья. Я успеваю различить среди всеобщего шума голос Вики, которая, воспользовавшись своим статусом именинницы, собирается уложить Мирона на лопатки и оседлать.

Интересно, как быстро ей удастся это сделать?

Он голодный до женского тела, это читается во взглядах, какими он пожирает меня. Чего ему отказываться от предложений, которые сами сыплются к нему в руки? Пока другие, наоборот, пытаются ускользнуть как можно дальше.

Иду нетвердой походкой по длинному светлому коридору. Кончиками пальцев касаюсь шершавой поверхности стен, отделанных модной «колючей» штукатуркой.

Из гостиной опять раздаётся взрыв смеха, и я непроизвольно поворачиваю голову в ту сторону.

Лёгкая посасывающая пустота в районе солнечного сплетения отчётливо напоминает, что мне не всё равно.

Я ушла не потому, что боюсь опозориться, как-то не так ответив на провокационный вопрос, и не потому, что меня пугают действия, придуманные озабоченными пьяными парнями, и не потому, что мне срочно понадобилось найти своего парня, чтобы порвать с ним. А потому что боюсь, у меня не получится держать непроницаемое лицо, когда Вика засунет свой язык Гейдену в рот.

Заглядываю в соседнюю комнату, туда, где, по идее, должен быть балкон, но Сашу не нахожу. Его нет и на кухне. Две другие двери, которые, по моим догадкам, должны вести в комнаты, предусмотрительно закрыты. Недоуменно верчусь на месте, оглядываясь по сторонам.

Соколов свалил как Золушка с бала? Туфлю случаем нигде не потерял?

Поразительная способность исчезать в самый подходящий момент. Что ты скрываешь, идеальный Саша Соколов?

Опять смеются.

Кто-то уже начал раздеваться?

Открыв очередную дверь, попадаю в ванную. Сначала планирую здесь немного отсидеться, а потом… вдруг понимаю, насколько трусливо это будет выглядеть в глазах Гейдена. Совсем не в моём характере прятаться. Даже когда на душе скребут кошки и хочется, уткнувшись в чьё-то сочувствующее плечо, порыдать.

Зачем давать кому-то лишний козырь? Мирон точно поймёт, что я дико, до учащённого сердцебиения и мыслей о кровавой расправе над Викой, его ревную.

Сполоснув руки под краном, выхожу в коридор, и замираю на пороге.

Кончики пальцев покалывает, а губы сами растягиваются в улыбке. Которую я тут же пытаюсь спрятать. Прикусываю нижнюю и складываю руки на груди, смотря на застывшего в нескольких шагах Мирона.

В квартире подозрительно тихо.

— Ты туда? — дёргаю подбородком себе за спину.

— Ага.

Не спешу уступать ему место, как и он не спешит уходить со своего.

Боремся взглядами в затянувшейся паузе.

— Сбежал от игры, которая словно была создана для тебя. Почему? — нарушаю молчание первой.

Гейден разминает шею, будто собирается броситься на меня в атаку, а всё его спокойствие лишь напускное. Убирает ладони в передние карманы джинсов. Неопределённо приподнимает плечи.

— Я в чужие игры не играю.

— Только в нашу? — спрашиваю на выдохе, понимая, что сама немного заигралась с ним.

Но хочу ещё.

Это так приятно… дразнить его. Мой пульс разгоняется до двухсот.

Мирон медленно кивает, неотрывно чертя глазами по моему лицу и спускается ниже, к шее и открытым ключицам. Бесстыдно разглядывает мою грудь.

— Только в нашу.

Мне нравится его ответ. И я опять улыбаюсь.

Делаю шаг назад.

Мирон прищуривается, на его голых предплечьях выступают вены. Он напряжён. Как гепард перед нападением на глупую газель.

Воздух наэлектризовывается, становясь густым, так что трудно дышать. Грудную клетку печёт при каждом вдохе и выдохе.

Гейден всегда действует на меня особенно. С самой первой встречи.

Соски превращаются в упругие чувствительные горошины, трущиеся о грубую ткань платья, ноют и покалывают, прося ласки. Низ живота теплеет и тяжелеет.

Мышцы между ног от предвкушения сладко сжимаются, а трусики пропитывает влага.

— Почему?

— Если я скажу, что ты мне нравишься, поверишь? — склонив голову набок, как совсем недавно в комнате, произносит Мирон.

— Нет.

— Тогда не буду говорить, — теперь он улыбается.

Как всегда, порочно и немного высокомерно. В его глазах плещется похоть и адский котёл, полный чертей. Они безмолвно предлагают присоединиться к ним и наплевать на все условности. Просто оторваться и сделать то, о чём я думала сегодня весь день.

Получить чуточку чужой ласки.

— Где все?

— Вышли запустить салюты.

— А как же игра?

— Она стала никому не интересна.

— Ты что, обломал именинницу? — усмехаюсь, а затем прищуриваюсь. Около губ Мирона отчетливо виднеется след от помады сливового цвета. — А… вижу, не обломал. И как, понравилось?

— Не очень. Хочу сравнить.

Меня словно холодной водой окатывает.

— Пошёл к чёрту, Гейден.

— Я сам за него.

Мирон делает шаг ко мне, а затем ещё один. Пячусь в сторону ванной.

Вздрагиваю от резкого порыва ветра и громкого хлопка двери.

Кто-то вернулся в квартиру.

Соколов? Или Вика?

Не успеваю рассмотреть вошедшего, как Мирон оказываются рядом. Бесцеремонно заталкивает внутрь санузла и закрывает за нами дверь, отрезая от всех остальных. Прижимает меня