Раскрашенная керамика была чуждой в Грузии в 3-м тыс. до н. э., ее, несомненно, привнесли извне, хотя Триалети показывает, что существовало больше одного источника. Армянские раскрашенные изделия из обожженной глины начала 2-го тыс. до н. э. описывалась выше. Маловероятно, что они появились спонтанно в границах ранней закавказской культурной зоны. Вероятнее всего, этот вид керамики развился постепенно на юго-восточной окраине данной зоны, где традиции производства раскрашенных гончарных изделий Хасанлу VII (2500–1900 гг. до н. э.) никогда не исчезали полностью. При посредстве торговли и, возможно, миграций культура, изначально сосредоточенная вдоль западных берегов озера Урмия, настолько проникла в быт, что использование раскрашенной керамики распространилось не только в Армению, но и в Грузию.

Другим фактором стало более широкое использование лошадей, хотя вначале они были только тягловыми животными. В Мари управляющий дворцом, Бахди-Лим, напоминал своему хозяину Зимри-Лиму, что он является правителем аккадцев (городских жителей) и ханейцев (деревенских жителей) и что он не должен появляться перед народом верхом – только в колеснице, в которую впряжена лошадь[221]. Одомашнивание лошади из-за ее большой мобильности значительно повлияло на способы ведения войны. Правда, свидетельства для горных районов 2-го тыс. до н. э., в отсутствие письменных документов, не убедительны. Наскальные рисунки в Кобистане, что южнее Баку, к сожалению, нельзя датировать достаточно точно, чтобы они имели большое значение. Лошадей тогда могли ввозить в Месопотамию из бассейна Урмии, хотя кавалерия в ассирийской армии появилась только во время правления Тукульти-Нинурты II (890–884 гг. до н. э.)[222]. Роль касситов, вторгшихся с Загроса в Аккад в конце старовавилонского периода (с XVII в. до н. э. и далее), из археологических раскопок не ясна. Возможно, на их счет можно отнести распространение хабурских изделий в долину Ушну. Или они просто прошли, не оставив никаких следов на землях вокруг озера Урмия?

Одним из предметов роскоши, торговля которым велась на очень большие расстояния, был янтарь. Утверждают, что его очень широко использовали в Западном Иране около XIV в. до н. э. Почти весь янтарь везли с Балтики, хотя он также встречается на Украине. Можно предположить, что вместе с балтийским янтарем в Иран могли везти олово из Богемии. Важность торговли янтарем в любом случае не подлежит сомнению[223].

Хотя история Закавказья в века, следовавшие за периодом Триалети, и современных памятников может трактоваться в основном как продолжение культурных традиций начала 2-го тыс. до н. э., существовали несомненные прорывы. Они видны в появлении новых металлоизделий, которые, согласно одной хронологии, были изготовлены в XIV в. до н. э.[224] Начало большого роста в выпуске бронзовой продукции кузнечных дел мастерами можно отнести к XIV–XIII вв. до н. э. Одновременно шло развитие двух разных культурных провинций: одной – на западе, второй – на востоке и в центре Закавказья. Кобано-колхидская культура – изначально две различные группы – будет рассмотрена далее. В центре и на востоке Закавказья или, по крайней мере, в Восточной Грузии, Северо-Восточной Армении и на западе Азербайджана традиция металлообработки развивалась как одна из черт гянджа-карабахской культуры. Находка в слое II Ходжали бусины с именем Аджад-Нирари – одно из немногих соответствий в поддержку абсолютной хронологии, поскольку это, должно быть, Аджад-Нирари I из Ассирии (1304–1267 гг. до н. э.)[225]. Таким образом, обозначена дата – не раньше XIII в. до н. э. – ранней стадии длительной гянджа-карабахской культуры. Она подтверждается параллелью «амазонского топора» с зазубренным тупым концом, типичного для кавказской металлургии этого времени, найденного в кургане II в Хелендорфе, и хорошо известного топора, изображенного в руке божества, вырезанного на воротах хеттской столицы Богазкёй (Хаттусас). Он датируется или XIV в. до н. э., когда перестраивались фортификационные сооружения города из-за угрозы нападения племен каска, живших на севере, в регионе, впоследствии ставшем Понтом, или в XIII в. до н. э.[226] Сравнение с топорами из Бет-Шана в Палестине и из Угарита – оба твердо датируются 1400–1350 гг. до н. э. – подтверждает хронологию[227]. Предположение о первичном происхождении этого типа топора в Луристане является правдоподобным, тем более подтвержденное письменным свидетельством, что Хаттусили III (1275–1250 гг. до н. э.) специально привез скульпторов из касситской Вавилонии, региона, открытого для близких контактов с Луристаном. Однако, возможно, следует обратить большее внимание на связи с Эламом, наиболее авторитетным металлургическим регионом, оказавшим влияние и на Луристан, и на Вавилонию во время касситского правления (1595–1170 гг. до н. э.). Но приписывание этого типа топора Луристану следует рассматривать в свете склонности Дешайе (Deshayes) видеть иранское происхождение почти всех важных достижений металлообработки на Ближнем Востоке, в том числе в свете теории их перемещений из Ирана в Алака-Хююк и другие места в Анатолии во второй половине 3-го тыс. до н. э.[228] Бронзовые топоры гянджа-карабахской культурной провинции и ее окрестностей характеризуются очень широкой изогнутой режущей кромкой, двояковыпуклым отверстием для ручки, топорищем с гексагональным сечением и зазубренным тупым концом. Эти топоры – типа М по классификации Дешайе – были названы «амазонскими». Режущая кромка стала более подчеркнутой, изгиб образует дугу в почти 180°. Это придало им сходство с алебардами. Обнаружение большого количества таких топоров в Гиляне – части южнокаспийского побережья Ирана – говорит о движении этого типа с северо-запада в гянджа-карабахскую культурную провинцию. Но в отсутствие достаточного материала из надежно стратифицированных окружений хронологических свидетельств недостаточно, чтобы определенно установить направление влияния на бронзовую промышленность[229].

Открытия советских археологов после Второй мировой войны дали возможность увидеть общую картину развития материальной цивилизации в период от XIV–IX вв. до н. э. Это поздний бронзовый век Закавказья, ограниченный одним авторитетным периодом 1300–900 гг. до н. э. и разделенный на три фазы[230]. Можно утверждать, что культура позднего бронзового века в Армении не достигла полной зрелости до XIII в. до н. э., что продемонстрировали открытия, сделанные после 1950 г., то есть после падения уровня озера Севан в результате гидротехнического строительства на реке Раздан, повлиявшего на водосброс. Здесь на плоских унылых болотах, открывшихся у холодного озера, археологи раскопали много погребальных камер со стенами и крышами из каменных плит. Это могильник Лчашен, где, в дополнение к множеству удивительных находок, были собраны свидетельства для всего региона, означавшие наличие не менее пяти фаз, растянувшихся во времени от конца 3-го до конца 2-го тыс. до н. э. (1100 г. до н. э.)[231]. На возвышенности у озера Севан в 1904–1908 гг. археолог Лалаян обнаружил около тысячи захоронений, но информация о них в полном объеме не публиковалась.