Абсолютная тишина. Мама по-прежнему мне не отвечает, что совсем на нее не похоже. Поворачиваюсь к ней и не верю своим глазам: мамины руки дрожат, на лице ее застыло странное выражение, будто ее лицо опустили в ванночку формалина. Она отворачивается от меня к окну и начинает моргать, очень быстро. Что я такого сказала? Что случилось?

Вот черт! Наверняка я опять подняла одну из «запретных» тем. Но какую именно? Театр? «Выбор дилера»? Сомневаюсь. Перевожу взгляд на Дэна, ища у него помощи, но, к моему удивлению, он тоже стоит как истукан: челюсть напряжена, глаза насторожены. Смотрит на маму, потом на меня. Что? В чем дело? Я забыла что-то?

– Так, ну хватит этого, – наконец произносит мама, взяв себя в руки, – вы, наверное, проголодались. Сейчас я все это уберу. – И отрешенно начинает сметать обрезки овощей со столешницы. Затем она уносит Овощесоздатель, гору пустой пластиковой посуды (которую она наверняка подготовила для демонстрации овощерезки) и копию «Тенет лжи». Небрежно скидывает все это в свою крошечную подсобку (и даже чудо-машину!) и возвращается на кухню; лицо у нее красное, заплаканное.

– Хотите Бакз Физ?[29] – спрашивает она, слегка визгливо. – Дэн, я уверена, тебе понравится этот коктейль. Пройдем в гостиную?

Я совершенно сбита с толку. Она что, даже не попытается продать мне свою чудо-овощерезку? Она выглядит чрезвычайно расстроенной, но я не могу понять почему. Я следую за ней в гостиную, где шампанское и апельсиновый сок ждут нас в ведерках со льдом, что покоятся на верхней полке папиного бара орехового дерева в стиле ар-деко. (Папа обожал сам смешивать коктейли. На его шестидесятый день рождения все, кто пришел его поздравить, подарили ему коктейль-шейкер. Он еще долго над этим смеялся.)

Дэн открывает шампанское, мама смешивает коктейли, девочки играют с огромным кукольным домиком на подоконнике. Все как обычно и в то же время – не так. Произошло что-то странное.

Мама задает Дэну много вопросов о его работе, один за другим, будто боится, что хоть на секунду в гостиной воцарится тишина. Приканчивает свой коктейль одним разом, смешивает себе еще (мы с Дэном едва пригубили наши), затем одаривает меня улыбкой и говорит: «Пойду-ка сделаю немного блинчиков».

– Девочки, идем вымоем ручки, – зову я их и веду в мамину туалетную комнату. Как всегда, в ванной разыгрывается потешная баталия, кому мыть ручки первой. Результат: немного воды на полу и мыльная пена на раковине. В волосах Тессы свалялся колтун, поэтому возвращаюсь на кухню, чтобы достать расческу из сумочки. На полпути заглядываю в гостиную и… останавливаюсь.

Мама и Дэн стоят слишком близко друг к другу, разговаривают шепотом. Ничего не могу с собой поделать, приближаюсь к гостиной и прислоняюсь к дверному косяку так, чтобы меня не было видно, но чтобы я могла хоть чего-то расслышать.

– Сильви должна узнать сейчас, – горячо шепчет Дэн. Желудок мой делает двойное сальто. Они говорят обо мне!

Мама что-то говорит в ответ, но так тихо, что я не могу разобрать. Да мне и не нужно, я уже все поняла. Это один из сюрпризов Дэна для меня! Они с мамой что-то задумали.

Не хочу, чтобы меня поймали подслушивающей у двери, поэтому ретируюсь обратно в туалетную комнату. Мне готовят сюрприз! Но какой, вот в чем вопрос. И тут меня осеняет. Неужели те билеты на «Выбор дилера» предназначались для нас с Дэном? Мама просто была очень занята и прикрепила их к холодильнику, не подумав. А тут возникаю я и начинаю расспрашивать ее о книгах и театре.

Так, все. С этого момента перестаю совать свой нос куда не просят. С этой секунды не замечаю ничего, абсолютно ничего.

Заплетаю волосы Тессы в золотистую косичку и веду малышек обратно на кухню, в прихожей натыкаюсь на огромную папину фотографию в массивной рамке, стоящую на столике подобно зоркому часовому. Папочка. Мой очаровательный, элегантный, всегда щегольски одетый отец. Убитый в самом расцвете сил. Прежде чем он успел по-настоящему узнать своих внучек, дописать свою книгу, насладиться заслуженным отдыхом на пенсии…

Невольно сжимаю кулаки, да так сильно, что костяшки пальцев белеют. Дышу учащенно, порывисто, буквально давлюсь воздухом. Знаю, надо было давно забыть обо всем, но не могу. Знаю, что не было доказано, разговаривал ли он по телефону за рулем или нет, но я вечно буду ненавидеть Гэри Батлера. Вечно.

Так зовут водителя грузовика, который убил моего папу на трассе М6. Гэри Батлер. (Его дело так и не дошло до суда за неимением доказательств.) В самые страшные из моих «плохих дней» (как я это называю сейчас) я отыскала его адрес, приехала к нему и просто стояла за его домом. Но, по всей видимости, стоять позади людских домов безо всякой на то причины (они называли это «следить»), писать письма (они называли их «угрожающими») для нормального человека «совершенно неприемлемо» (так сказала его жена). Угрожать? Серьезно? Дэну пришлось приехать и уговаривать меня уйти. Тогда-то все и начали встревоженно шушукаться по углам: «Бедняжка Сильви! Все никак не может отойти».

После этого случая у Дэна что-то щелкнуло в голове. Он и так всегда чересчур меня опекал (открывал передо мной двери и предлагал свою куртку), но в тот раз все зашло слишком далеко. Он забирал меня на машине после работы. Сам он взял отпуск, чтобы присматривать за девочками. Даже договорился с миссис Кендрик о небольшом дополнительном отпуске для меня. А еще он всеми силами пытался затащить меня к психотерапевту (хотя я и всячески отговаривала его от этого). Помню, когда врач сказал Дэну, что мне нужно хорошо высыпаться (конечно, тогда я страдала бессонницей. А кто смог бы спать спокойно после всего, что произошло?), Дэн купил затемняющие жалюзи и диски с медитативной расслабляющей музыкой. Он даже попросил всех наших соседей не шуметь по вечерам. Он все еще спрашивает меня каждое утро, хорошо ли я выспалась. Это вошло у него в привычку, он будто превратился в персональный трекер сна.

Мама, с другой стороны, совсем не хотела об этом знать. Я вовсе не говорю, что это плохо. Она скорбела, безумно скучала по папе, как она могла беспокоиться еще и обо мне? Это вовсе не делало ее холодной и равнодушной, просто мама плохо справляется с проявлениями необъяснимого поведения у кого-то. Однажды, когда мне было девять, у нас обедал один дядька, который напился так, что свалился с дивана. Как и любому ребенку, мне было весело наблюдать за таким. Но когда я упомянула об этом на следующий день, мама просто закрыла тему. Как будто ничего не случилось.

Поэтому, когда я начала свои безмолвные дозоры у дома Гэри Батлера, мама захотела поскорее это прекратить («Сильви, что же люди скажут?!»). Мама хотела, чтобы я начала принимать таблетки. Мама хотела, чтобы я съездила за границу на месяц-другой.

(Сама она погрузилась в свое горе, как черепаха в панцирь. Закрылась в своей спальне после похорон и не впускала никого две недели. Потом она просто вышла оттуда хорошо одетая с идеальным макияжем. Но каждый раз при упоминании папы начинала моргать. Мама никогда не плакала, только яростно моргала.)

– Дедуля на небесах, – вставляет Тесса, также разглядывая фотографию. – Дедуля сидит на облачке, да, мамуль?