хоть дома.

С учащенным сердцебиением Элизабет вернулась к своему столу, захлопнула папки и направилась прямо в дамскую комнату, где заперлась в самой дальней кабинке. Гарриет как в воду глядела. Что же теперь делать? Впрочем, погрузиться в раздумья не получилось: из соседней кабинки донесся стук.

– Эй? – окликнула Элизабет.

Стук прекратился.

– Ау? – Элизабет снова подала голос. – Вы в порядке?

– Не вашего ума дело, – услышала она в ответ.

Помедлив, Элизабет все же предприняла еще одну попытку:

– Может, вам нужно…

– Оглохла, что ли? Отцепись от меня, черт возьми!

Голос показался знакомым.

– Мисс Фраск? – спросила она, вспомнив, как много лет назад, после смерти Кальвина, сотрудница отдела кадров устроила ей экзекуцию. – Это вы, мисс Фраск?

– Кому, черт побери, там неймется? – гремел воинственный голос.

– Элизабет Зотт. Сектор химии.

– Мать честная. Зотт. Принесла же нелегкая.

Обе надолго замолчали.

Последние четыре года мисс Фраск, ныне тридцатитрехлетняя, всеми правдами и неправдами добиваясь продвижения по карьерной лестнице, испробовала все: направо и налево расхваливала преимущества Гастингса, шпионила за конкретными подразделениями, да так рьяно, что уже могла бы вести служебную рубрику сплетен под названием «Из первых уст», но так и не добилась повышения. Зато в начальники получила нового сотрудника – паренька двадцати одного года от роду, вчерашнего студента, который только и умел, что плести цепочки из канцелярских скрепок. А Эдди – тот геолог, которому она через постель доказывала свою пригодность на роль законной жены, два года назад ее бросил, прельстившись девственницей. И наконец, последняя пощечина: сегодня ее новый босс-молокосос вручил ей план личностного развития из семи пунктов. И первым пунктом значилось снижение веса на десять кило.

– И вправду вернулась, значит, – заговорила Фраск из своей кабинки. – Блудная дочь.

– Ну извини.

– С кобелем со своим лохматым?

– Без.

– Все мы рано или поздно прогибаемся под систему, верно, Зотт?

– Он после обеда занят.

– Подумать только: у нее кабыздох после обеда занят. – Траск закатила глаза.

– Ребенка из школы встречает.

Фраск поерзала на стульчаке. Точно: у Зотт же нынче ребенок.

– Мальчик? Девочка?

– Девочка.

Фраск потянулась к рулону туалетной бумаги.

– Соболезную.

Сидя в своей кабинке, Элизабет рассматривала кафельный пол. Она понимала, что Фраск имеет в виду. Перед началом первого для Мэд учебного дня она с отвращением наблюдала, как учительница, женщина с припухшими глазами и зловонным перманентом, пыталась приколоть к блузке ее дочери розовый цветок с надписью «АЗБУКА – ЭТО ВЕСЕЛО!».

– Можно мне голубой цветочек? – попросила Мадлен.

– Нет, – отрезала учительница. – Голубые – для мальчиков, а для девочек – розовые.

– Ничего подобного, – сказала Мадлен.

Учительница, миссис Мадфорд, перевела взгляд с Мадлен на Элизабет – к слову, очень миловидную мамашу – и попыталась определить источник дурного воспитания. А потом заметила неокольцованный безымянный палец. Вот и весь сказ.

– Ну и чего ради ты снова в Гастингсе? – спросила Фраск. – Выискиваешь себе в здешних коридорах нового гения?

– Ради абиогенеза.

– Ну конечно, – передразнила Фраск. – Завела старую пластинку. Прослышала, что толстосум твой объявился, и вуаля! Тут как тут. И знаешь что: ничего другого я от тебя не ожидала. По крайней мере, в этот раз богача себе присмотрела. Хотя, между нами, не староват ли он для тебя?

– Что-то не пойму…

– Ой, не юли.

Элизабет сжала челюсти:

– Не обучена.

Фраск призадумалась. И действительно. Юлить Зотт не умела. Все так же тупа и беспечна, как в тот день, когда Фраск намекнула ей на оставленный Кельвином прощальный подарок – подарок, который (как такое возможно?) уже достиг школьного возраста и поручен заботам собаки. Как время летит.

– Спонсор, – пояснила Фраск, – который выделил Гастингсу огромный грант для финансирования твоих работ по абиогенезу. Точнее, работ мистера Э. Зотта.

– О чем ты?

– Тебе ли не знать, Зотт. Короче, и богатей вернулся, и, хвала небесам, ты тоже. Сдается мне, в Гастингсе, где, на минуточку, три тысячи сотрудников, ты единственная женщина, которая не вкалывает секретаршей. В голове не укладывается. А ты все продолжаешь выдавать себя за мужика. Это же как надо опуститься? Кстати, знаешь, почему в институте нас, женщин, называют невыгодным вложением? Потому что мы постоянно увольняемся и рожаем детей. И ты – живой пример.

– Меня, вообще-то, уволили, – сказала Элизабет, чей голос наполнялся яростью. – Отчасти из-за таких, как ты, из-за таких женщин, которые угодничают…

– Я не угодничаю…

– Которые поддакивают…

– Я не поддакиваю…

– Которые, видимо, уверены, что их самооценка зависит от того, как мужчина…

– Как ты смеешь?..

– Ну нет! – рявкнула Элизабет, колотя по тонкой стальной перегородке между кабинками. – Как ты смеешь, Фраск! Ты что себе позволяешь? – Она встала, пнула дверь своей кабинки, подошла к раковине и крутанула ручку крана, да с такой силой, что крестовина осталась у нее в руке. Вода хлынула наружу – прямо на ее лабораторный халат.

– Да что ж такое! – завопила она. – Мать твою!

– Господи ты боже мой! – Рядом материализовалась Фраск. – Уйди-ка. – Она оттолкнула Элизабет влево, нагнулась и перекрыла стояк под раковиной.

Когда женщины выпрямились, их глаза встретились.

– Я никогда не выдавала себя за мужика, Фраск! – рявкнула Элизабет, промокая свой халат бумажным полотенцем.

– А я не угодничала!

– Я химик. Не женщина-химик. А собственно химик. И чертовски толковый!

– А я – специалист по кадрам! Без пяти минут психолог! – рявкнула Фраск в ответ.

– Без пяти минут психолог?

– Заткнись.

– Нет, погоди, – немного успокоилась Зотт. – Без пяти минут?

– Ну не смогла я доучиться, ясно? А сама-то? Почему до сих пор без степени, Зотт? – уколола Фраск в ответ.

Элизабет окаменела и безотчетно выдала факт, не известный никому, кроме университетского полисмена.

– Да потому, что меня изнасиловал мой научный руководитель и меня же из-за этого не приняли в аспирантуру! – выкрикнула она. – А тебе что помешало?

Фраск, не веря своим ушам, оглянулась.

– То же самое, – выдавила она.

Глава 22

Подарок

– Как прошел первый день на старом месте? – спросила Гарриет, не дав Элизабет опомниться.

– Прекрасно, – солгала Элизабет. – Мэд… – окликнула она, склонившись над дочерью, стремительно подняла ее над головой и опустила. – Как дела в школе? Интересно было? Узнала что-нибудь новое?

– Нет.

– Быть такого не может. Расскажи!

Мадлен положила книжку:

– Ну, например. У некоторых детей недержание.

– Господи, – вырвалось у Гарриет.

– Наверное, они просто разволновались, – предположила Элизабет, приглаживая дочкины волосы. – Начало новых дел зачастую проходит тяжело.

– И еще, – сказала Мадлен. – Тебя вызывает миссис Мадфорд. – Она протянула матери записку.

– Вот и хорошо, – сказала Элизабет. – Так поступают все педагоги, которые работают на опережение.

– На опережение чего? – спросила Мэд.

– Неприятностей, – пробормотала Гарриет.

Через пару недель Элизабет направилась в отдел кадров.

– Можешь предоставить мне информацию об этом инвесторе? – обратилась она к мисс Фраск. – Любую, какая есть.

– Отчего ж не предоставить, – ответила Фраск, выдергивая из шкафа с бухгалтерскими отчетами одну тонкую папочку с грифом «Для служебного пользования». – За неделю два фунта прибавила.

– А какие-нибудь другие документы имеются? – спросила Элизабет, просматривая содержимое папки. – Здесь вообще ничего толкового нет.

– Ты что, богачей не знаешь, Зотт? Скрытные они. Давай в обед переговорим на следующей неделе, а я за это время смогу тут все папки перелопатить.

Но на следующей неделе Фраск принесла с собой только сэндвич.

– Ничего не сумела раскопать, – призналась она. – Что, конечно, странно, учитывая шумиху вокруг его последнего приезда. Не иначе как он решил направить свои денежки в другое место – такое бывает сплошь и рядом. Кстати, как тебе лаборантствуется? Еще в петлю не лезешь?

– Откуда ты знаешь? – Элизабет почувствовала, как в виске пульсирует жилка.

– Не забывай: я ж кадровичка. Все знаю, все вижу. То есть в моем случае – все знала, все видела.

– В каком смысле?

– Да вот сама теперь под сокращение попала, – буднично сообщила Фраск. – До пятницы дорабатываю – и все.

– Что такое? Почему?

– Помнишь мой план личностного развития из семи позиций? Сбросить десять кило? Так вот, прибавила три.

– Сотрудника нельзя уволить за прибавку в весе, – сказала Элизабет. – Это незаконно.

Подавшись вперед, Фраск цепко схватила ее за локоть:

– Знаешь что? Не устаю поражаться твоей наивности.

– Я серьезно, –