«Но он не понимает, каково это – быть одной, по крайней мере, в душе – всю свою жизнь. Всегда чувствовать, что какой-то части меня не хватает, а теперь неожиданно узнать, что у меня есть сестра – сестра-близнец… и бабушка…»

Было уже поздно, когда Рейчел закончила читать документы и выключила свет. Она скользнула под одеяла, которые Шейла оставила для нее на диване. Рейчел радовалась тому, что эта щедрая молодая женщина еще не вернулась. Девушке хотелось чуть дольше побыть наедине со своими мыслями, с образами, которые рождало ее воображение. Но ее веки тяжелели. День выдался длинным, эмоционально насыщенным, тревожным, утомительным.

Рейчел закрыла глаза – всего лишь на минуточку – и провалилась в сон. Ей снились величественные Альпы со снеговыми шапками, цветочные ящики на баварских окнах с буйствующей ярко-красной геранью, пестрым плющом, плетущимся по бежевым отштукатуренным стенам домов, на которых изображены сцены из «Страстей Христовых» – на их постановке Рейчел присутствовала несколько лет назад. Или сцены из сельской жизни. В своих снах Рейчел гуляла по деревушке, из одного конца в другой. На краю, в самом дальнем переулке расположился старомодный, изящный, веселый домик. На крыльце у открытой двери стояла улыбающаяся бабушка – морщинки покрывали ее обветренное лицо. Она раскрыла объятия, приглашая Рейчел домой.

Проснувшись, девушка вновь закрыла глаза и прикусила нижнюю губу, отчаянно пытаясь восстановить в памяти каждую подробность, каждую деталь своего сна. Потому что она знала: это всего лишь сон. Жизнь показала ей, что мечты не всегда сбываются. Но, по крайней мере, у нее была надежда.

* * *

К обеду Лия уже навела порядок на крошечной бабушкиной кухне и в гостиной. Вдвоем они, качая головами, заштопали порванное стеганое одеяло.

– Как будто кто-то мог прятаться в этом одеяле! – возмущалась бабушка.

– Они хотели нас напугать… пригрозить нам.

Бабушка вздохнула.

– Им это удалось. Но за что? Чего они хотели? Кого искали?

Лия не знала ответа. Обе женщины решили, что будет лучше, если Лия переедет к бабушке – до тех пор, пока Фридрих не вернется.

– Вместе безопаснее, – сказала Лия.

– По крайней мере, спокойнее. – Бабушка улыбнулась и прикоснулась к внучкиной руке.

Лия весь день просидела дома, а вечером отправилась в деревню – учить детей пению. На ночь она вновь осталась у бабушки, а на следующий день убрала у себя в доме.

Многие фигурки, вырезанные Фридрихом, удалось спасти. Тут и там валялись щепки – где нос, где палец, где другие части. Но она все сбережет. Лия не была уверена, что Фридрих захочет хранить поломанные фигурки, но она и мысли не допускала о том, чтобы швырнуть их в огонь. Ее фарфоровым фигуркам повезло меньше. Лия усердно склеивала осколки побольше – словно собирала картинку-загадку. Когда все высохло, женщина упаковала фигурки. Она не звала беду. Но оказалось, что беде не нужно приглашения, а этот ненавистный эсэсовец поклялся, что еще вернется… Лия содрогнулась.

Собирая работы Фридриха, она приняла решение ничего не писать ему о случившемся. «Зачем его беспокоить? Он с ума сойдет из-за того, что его нет рядом, чтобы нас защитить. Нет, не стану его тревожить, ему и так несладко приходится. А если Господь вновь сведет нас вместе, а Он должен – должен свести! – тогда мы и поведаем друг другу о том, что нам довелось пережить». Лия смахнула слезы и заперла дверь. Еще в июне они с мужем так мечтали о будущем. Но лето пролетело, Фридриха мобилизовали, а она узнала о том, что никогда не сможет иметь детей. Когда часть, в которой служил ее муж, перебросили на передовую… все их мечты рассыпались в прах. А теперь еще и это.

Лия подняла голову. «Но это еще не конец. Нет! У меня есть детский хор и бабушка, я все переживу».

Поскольку жители Обераммергау все обо всех знали, ни для кого не осталось тайной, что к Лии и фрау Брайшнер наведывались СС. Все хотели выяснить причину их интереса. Что такого сделали эти две обычные женщины, почему попали в поле зрения СС? Чем вызвали весь этот ужас? Но Лия не могла дать ответ на этот вопрос, потому что сама его не знала.

Еще месяц назад она бы испугалась этих пристальных, подозрительных взглядов и расспросов. Возможно, даже заподозрила бы злой умысел. Но теперь в глазах многих односельчан она видела страх, жалость, беспокойство и мысль: «Слава Богу, это не я». И Лия была благодарна людям за сочувствие. Она справится.

Высокие детские голоса подняли Лии настроение, и когда занятия закончились, она была решительно настроена развеселить свою бабушку.

Когда в пятницу ближе к вечеру женщина открыла заднюю дверь бабушкиного дома и вошла в кухню, ее встретил изумительный аромат яблочного штруделя. Лия улыбнулась, сняла толстый шарф и повесила его у двери, радуясь тому, что слеплена из того же теста, что и ее бабушка. На тот случай, если эсэсовцы вернутся, они с бабушкой будут лучше подготовлены. Вдвоем они выстоят.

Час спустя морщинистые руки старушки, еще так недавно дрожавшие от страха в присутствии эсэсовцев, радостно порхали. Бабушка подала вторую порцию горячего супа с капустой и наливала некрепкий кофе – остатки настоящего кофе, – пока Лия развлекала ее рассказами о детском хоре.

Наконец бабушка взмолилась, чтобы Лия перестала, но тщетно. Старушка глотала кофе и беспомощно сгибалась от смеха пополам, когда ее внучка изображала неугомонного шестилетнего Генриха.

– Одна выходка… вторая… третья! – рассказывала Лия. – Он связал ленточки на косичках у стоявших перед ним девочек, а когда дети должны были разойтись, обе девочки упали на пол, их юбочки взлетели выше колен… Малышки ползали, как морские крабики. Их головки были связаны вместе! – Она всплеснула руками. – В классе стоял такой ор! А какая серьезная физиономия была у Генриха! Никогда не видела, чтобы у исчадия ада было такое ангельское личико!

– Ох, Лия, нельзя так говорить! – предостерегла ее бабушка, озорно сверкая глазами.

– Но это правда!

И обе вновь засмеялись.

Наконец бабушка вытерла слезы салфеткой, потом протянула платок, чтобы вытереть слезы, которые выступили от смеха на глазах у Лии.

– Ты счастлива, да, моя малышка?

Лия перехватила бабушкину руку.

– Да! Я знаю, это не мои дети, но многие из них мне как родные. Я хочу отдать им все, что у меня есть – всю до капельки любовь, помощь, преданность. Хочу, чтобы они почувствовали ту радость, которую дарят мне! Не хочу из-за страха терять эти драгоценные дни.

– Я так горжусь тобой, Лия!

Лия замерла в нерешительности, а потом прошептала, как будто их кто-то мог подслушать:

– Иногда я боюсь, что работа с детьми – это сон. И я могу неожиданно проснуться. Так же нежданно-негаданно, как появились те люди. Все в нашем мире… не вечно, да? – Она вздохнула, потом затаила дыхание. – Я даже боюсь быть счастливой, особенно во время такого безумия и неопределенности – как будто это неправильно. Как будто со мной что-то не так.