Иногда рабы убивали свободных людей, но гораздо чаще – удивительно, правда? – происходило с точностью до наоборот: господа расправлялись со своими рабами. О подобных убийствах в источниках почти ничего не говорится. Когда свободный мужчина становился жертвой своей же собственности, это воспринималось как история о человеке, укусившем собаку, как нечто, заслуживающее внимания. А к рабовладельцу, убившему своего раба, относились как к человеку, разбившему дешёвую вазу из «Икеи»: до таких новостей никому не было дела. Об убитых господами рабах начали писать только после того, как в законы были внесены поправки, свидетельствовавшие об изменении взглядов римлян на убийство тех, кого они за людей не считали. Это был медленный, но необратимый процесс. На протяжении всей римской истории поведение рабовладельцев, закалывавших рабов в приступе гнева или обращавшихся к палачу, чтобы тот распял их, становилось все менее и менее приемлемым. Впрочем, некоторые бы сказали, что свободный гражданин постепенно терял власть над собственным домохозяйством. Потребовались века, чтобы убийства порабощённых людей начали смущать римлян, и даже это смущение не было таким уж сильным. Со времён зарождения римского государства право поработителя казнить и миловать своих рабов лежало в основе института рабства. В самом деле, зачем вообще кого-то порабощать, если нельзя будет убить его, когда он тебя рассердит? Только в 319 г., в правление Константина – и наверняка под влиянием христианского учения – умышленное убийство раба владельцем было признано преступлением. И то, речь шла лишь об умышленном убийстве. Случайно забить своего раба насмерть по-прежнему можно было совершенно безнаказанно. Об убийствах второй степени в Риме не слышали.

Одним из немногих рабов, чья гибель привлекла к себе хоть какое-то внимание, был Панург, убитый в 62 году до н. э. О жизни и смерти Панурга мы знаем лишь благодаря тому, что Цицерон представлял его хозяина, Росция (не того, которого обвиняли в отцеубийстве) на процессе по делу об имущественном ущербе. Спорили о том, сколько стоил Панург и сколько его убийца должен был заплатить Росцию. Если кратко, Панургом одновременно владели Росций и ещё один человек, и они потратили много денег, чтобы научить Панурга актёрскому мастерству, надеясь, что в будущем их затраты с лихвой окупятся. Но завершить обучение Панургу было не суждено: его убил некий Квинт Флавий. Квинт признал факт убийства и готов был заплатить Росцию столько, сколько тот в своё время заплатил за Панурга. Росций же считал, что после уроков актёрского мастерства Панург стал стоить дороже, и убийца должен компенсировать его стоимость на момент смерти. Это тот самый вопрос, о котором так долго и подробно рассуждали авторы комментариев к Аквилиеву закону: кто и сколько должен заплатить, если умрёт корова или раб? О том, что человек умер, что этим человеком владели другие люди, что его продали, обучали, а затем убили так бессмысленно, Цицерон почти не говорит. Он доходит до того, что утверждает: «Тело его [Панурга] не стоило ничего, дорого было в нём его умение [актёрское мастерство]»[132]. И умение это оценивалось в сто тысяч сестерциев. До тела и личности Панурга никому не было дела. Если бы Квинт Флавий, кем бы он ни был, заплатил владельцам Панурга его полную стоимость, мы никогда не узнали бы о том, что Панург вообще существовал.

Чтобы авторы источников проявили интерес к убийству порабощённого человека, должно было произойти нечто поистине ужасное. Самые заметные из немногочисленных записей об убитых рабах посвящены людям, убитым такими отвратительными и садистскими способами, что это шокировало даже римских аристократов, которые распинали на крестах всё и вся. Испугать их было не так-то просто. Но одному человеку это удалось. Звали его Ведий Поллион. Мы знаем о Поллионе лишь то, что его отец, как и отец Македона, сам был рабом, а также то, что он был ужасно богат и тратил деньги, как рэперы с SoundCloud – проще говоря, по-идиотски. А ещё он каким-то образом подружился с Помпеем[133]. В самом раннем источнике, в котором он упомянут, ничего не говорится о его жестокости; поводом для упоминания стал его визит к Цицерону, который в ту пору весьма неохотно исполнял обязанности проконсула Киликии[134]. Поллион воплощал собой всё, что Цицерон ненавидел, особенно по части экстравагантности. Вот Цицерон и решил написать своему лучшему другу Аттику о том, какой Поллион отвратительный человек[135]. Он пишет, что Поллиона сопровождали две коляски, повозка, запряжённая лошадьми, большая свита из порабощённых людей и непонятно зачем ему понадобившийся павиан. Обыкновенный домашний павиан, привезённый из тропической Африки и разъезжавший по нынешней Турции в коляске хозяина-позёра. А за ним следовали онагры – дикие лошади из Ирана. Цицерон сразу невзлюбил гостя и заодно пересказал Аттику сплетню о том, как, копаясь в вещах Поллиона, другой его знакомый обнаружил небольшие портретные бюсты замужних женщин. Цицерон полагал, что Поллион хранил их в память о своих сексуальных подвигах. Большой скандал для Цицерона, который был тем ещё сплетником, и ещё больший для нас, ведь теперь мы можем представить себе, как римские бабники упрашивали любовниц задержаться ещё на пару часов, чтобы попозировать для сувенирного бюста.

В общем, с учётом того, что Поллион так вызывающе вёл себя в повседневной жизни, неудивительно, что он превращался в настоящего монстра, когда дело доходило до рабов. О его шокирующем отношении к рабам сообщают целых четыре независимых источника разных веков – это много. Сенеке до того нравилась эта жуткая история, что он пересказал её сразу в двух скучных философских трактатах о разных добродетелях, и она их заметно оживляет. Дело было так: Поллион пригласил на обед императора Августа, и Август пришёл, потому что, наверное, у каждого есть противный приятель, от которого невозможно отделаться. В разгар вечера один из рабов уронил хрустальную чашу и разбил её. Поллион пришёл в ярость и приказал немедленно казнить этого человека. Само по себе это было в порядке вещей – может, кто-нибудь бы и взглянул на хозяина косо, но о происшествии тут же забыли бы, если бы Поллион не попытался произвести на Августа впечатление и не велел казнить раба самым изощрённым и ужасным из известных ему способов. Как мы уже знаем, Ведий Поллион питал слабость к экзотическим животным, поэтому он содержал в большом бассейне огромных морских миног[136]. Миноги в Риме считались деликатесом, изысканной едой богатых людей, хотя вообще-то эти создания – оживший фильм ужасов. Не знаю, видели ли вы когда-то миногу; если нет – лучше погуглите их, чтобы осознать весь ужас произошедшего. Миноги – нечто вроде угрей; в нынешнем виде они существуют больше 300 миллионов лет. Они на 60 миллионов лет древнее динозавров и словно явились из ада, чтобы являться нам в кошмарах. Они могут достигать метра в длину и у них огромные идеально круглые рты без челюстей, полные тысяч мелких зубов, которые расположены рядами в виде концентрических кругов, уходящих глубоко в ужасную глотку. Они питаются, присасываясь этими чудовищными ртами к жертве, врезаясь в живую плоть зубами и острыми, похожими на поршни языками и выделяя жидкость, которая предотвращает свёртывание крови. Жертва медленно умирает от потери крови или болевого шока. От одной мысли о миногах мне дурно. Потому-то Август и пришёл в ужас, услышав, что Поллион приказал бросить неуклюжего раба в бассейн с миногами.