С нашей точки зрения, гладиаторская арена – крайне странная штука. Это пространство, где убийство и смерть продавали под видом спорта и развлечения. Игры были зрелищем в том смысле, в котором зрелищем являются новогодние фейерверки в Нью-Йорке. Это была впечатляющая демонстрация мощи римского государства и власти римских элит. И в то же время игры представляли собой массовое убийство тысяч и тысяч порабощённых мужчин и женщин (включая тех, кто добровольно продал себя в рабство, чтобы принять участие в этом действе), совершавшееся римским народом. Гладиаторы – ярчайший пример того, насколько тонкой может быть грань между настоящим убийством и простым лишением жизни. В своей биографии императора Гая Калигулы, точнее, в разделе, посвящённом его жестокости и капризам, Светоний приводит весьма необычный анекдот. Он описывает сражение между пятью ретиариями – гладиаторами, вооружёнными рыболовными снастями (большой сетью и большим трезубцем) – и пятью секуторами (большой щит, короткий меч, шлем в виде железной маски). Ретиарии быстро сдались, и организатор приказал секуторам расправиться с ними. Одному из ретиариев это не понравилось, поэтому – на радость потрясённым зрителям – он схватил трезубец и немедленно заколол им пять секуторов. Если верить Светонию, император скорбел об этом «кровавом побоище»[146] и проклинал всех, кто способен был на него смотреть. При этом он с удовольствием взглянул бы на то, как победители расправляются с ретиариями. Единственной разницей, границей между убийством и спортом, было соблюдение правил.

Эти правила остаются за рамками широко распространённых в наши дни представлений о гладиаторских играх. И это проблема, потому что у каждого, кто берётся рассуждать о гладиаторах, в голове есть образ этих игр, который кажется ему правдивым. Для меня это частью кадры из «Жития Брайана по Монти Пайтону» (напуганный узник, удирающий от громадного безликого гладиатора, которому приказали его убить), частью – из «Гладиатора» Ридли Скотта (Рассел Кроу, отрубающий головы пятерым громадным безликим гладиаторам, которым приказали его убить, но у них это не получилось, и кричащий: «Я вас развлёк?»). И в том и в другом случае бой изображён неравным: громилы в броне сражаются с доходягами в набедренных повязках. Зрители ждут, что доходяга немного поборется за свою жалкую жизнь и умрёт. Исход предрешён. На трибунах, разумеется, грязные беззубые плебеи, одетые в лохмотья, а нередко и полуголые. Эти гладиаторские игры – форма казни, которая неизбежно заканчивается смертью. Их устраивает щедрая, но равнодушная к ним элита для противной, похотливой однородной массы бедняков, жаждущих крови. Но подобное представление о гладиаторских боях страшно далеко от реальности.

Эта проблема носит двоякий характер. Во-первых, мы путаем три разных вида жестоких развлечений, практиковавшихся римлянами. Строго говоря, это не наша вина; причина в том, что христианские писатели III–IV в., на глазах которых их единоверцев бросали разъярённым быкам и другим зверям, в своих сочинениях осуждали всё, связанное с ареной. А ещё они считали, что у каждого человека, вне зависимости от того, является ли он римским гражданином, есть душа, поэтому им вообще не нравилось, когда люди умирали забавы ради. В общем, они не одобряли римские развлечения и порой осознанно, а порой неосознанно описывали всё, происходившее на арене, как казнь, а каждую казнь – как убийство. Полагаю, это неудивительно, учитывая, скольких их родственников и друзей казнили за веру в единого Бога. В действительности – и да, я намереваюсь прояснить это раз и навсегда – игры состояли из трёх частей. По утрам устраивались игры со зверями, на которых животные сражались друг с другом, или с ними сражались профессиональные охотники, или, на худой конец, какие-нибудь звери просто показывали трюки. Дневное представление – шоу в перерыве, нечто вроде римского аналога выступления Джастина Тимберлейка – состояло, собственно, из казней. Точно так же, как никто не покупает билеты на «Супербоул»[147], чтобы посмотреть на Тимберлейка, римляне не приходили на арену ради этих казней: это была развлекательная пауза, во время которой профессионалы могли отдохнуть, а половина зрителей – сходить в туалет. И как шоу в перерыве «Супербоула» из милого марша оркестра студентов превратилось в грандиозное зрелище с участием мировых звёзд, исполняющих попурри из своих хитов, так и казни во время обеденного перерыва на играх из обычной работы профессионального палача трансформировались в масштабные театрализованные представления – и всё для того, чтобы зрители не скучали[148].

Вторая проблема заключается в том, что мы, современные читатели, склонны относиться к мнениям нескольких аристократов, всерьёз увлекавшихся стоической философией, и ряда христианских богословов как к отражению объективной реальности. Это глупо. Стоики терпеть не могли реальность: им казалось, что в ней слишком много беспорядка и эмоций. Цицерон и Сенека – самые известные римские стоики, много писавшие об играх. Цицерон писал во времена поздней республики, когда игры представляли собой тот ещё балаган, и сравнивал их с хаосом, царившим в политической жизни. Сенека писал в правление Нерона, когда кругом царил настоящий ад. Оба были одними из самых влиятельных, богатых и образованных людей своего времени. Оба были стоиками и предпочитали самодовольно рассуждать о том, что нет ничего лучше стоицизма (кроме, разумеется, их богатства и власти). Стоицизм – это довольно скучное философское учение, которое, если максимально упрощать, признавало знание и разум высшим благом и предписывало переносить всё, что происходит в жизни, не опускаясь до такой грубости, как эмоциональная реакция. Его суть хорошо выразил третий великий римский стоик, Марк Аврелий:

«Если тебя печалит что-нибудь внешнее, то не оно тебе досаждает, а твоё о нём суждение. Но стереть его от тебя же зависит»[149]

И в другом месте: «Снято «обидели» – снята обида» (да, это довольно однообразная книга)[150].

И ещё: «С тобой случилось, тебе назначено и находилось в некотором отношении к тебе то, что увязано наверху со старшими из причин»[151].

Короче говоря, стоики терпеть не могли чувства и попытки что-либо изменить, а любили только Разум. Ужасные люди. Но они оставили нам очень много рассуждений о гладиаторских играх – Рассуждений с большой буквы Р. Таким образом, самые красноречивые из дошедших до нас источников, описывающих гладиаторские игры, отражают крайние взгляды, не разделявшиеся большей частью жителей римского мира. Представьте себе, что из всех источников о религии сохранились только книги Ричарда Докинза и Дэниела Деннета[152], и на их основе историки пытаются реконструировать повседневную жизнь американского протестанта. Или, например, что всё, что осталось от феноменального шоу «Остров любви»[153], получившего премию BAFTA – колонки из The Telegraph с рассуждениями о моральной деградации. Но очень легко поверить в версию гладиаторских игр, предложенную стоиками, элитой, и многие верят, забывая, что большинство мест, включая все места в первых рядах, были зарезервированы для сенаторов и членов их семей, а серая масса плебса вынуждена была довольствоваться задними рядами, откуда арену видно было гораздо хуже. А Сенека и Цицерон сами регулярно посещали игры.