А волны поднимались все выше и выше, некоторые из них уже перекатывались через утес, обжигали кожу холодом.

– Не испугался. Не из пугливых я. Потому-то Сиротка меня при себе и оставил. А еще знаешь почему?

Если взять вот этот камень, а еще лучше нож… если действовать быстро, то слушать Шрама и не придется. Но сил нет и желания тоже нет. Будто бы Игнат уже умер, но от неуклюжего тела душа так и не освободилась.

– Я лютый. Слышишь меня, одноглазый? Я лютый и обид не прощаю. А такого, как ты, мне пристрелить так и вовсе за счастье.

Значит, и вправду ружье.

– Но сначала скажи, с кем ты разговаривал? Что это была за нечисть? Куда подевалась?

Как бы ему хотелось знать, куда подевалась. Знал бы, следом ушел. Если бы хватило сил.

– Что молчишь? Встань и мордой своей ко мне повернись! Хочу на тебя посмотреть. Да и ты на меня посмотри перед смертью. Чтобы помнил, кто тебя на тот свет отправил, чтобы знал, что со мной шутки плохи. Обернись, я сказал! – В затылок уткнулось что-то твердое и холодное, почти такое же холодное, как озерная вода.

На то, чтобы встать на ноги и обернуться, ушли остатки сил. А Шрам отступил, попятился, словно испугался.

– Это ведьма была? – спросил он вдруг. – С ней ты только что миловался? С озерной ведьмой?

– Это была моя жена.

Врать покойнику не хотелось. Есть ли у него силы, нету ли, а Шрама он убьет. Как-нибудь…

– Она пропала, а я ее нашел. – И шаг сделал вперед, прямо к ружейному дулу.

Сразу он не умрет, даже если Шрам успеет выстрелить. Вдвоем с утеса падать веселее, и озеро своего не упустит, не отпустит Шрама обратно на берег, только не в ночь перед полнолунием.

– Стой, – рыкнул Шрам, но голос его дрогнул. – Стой, не то выстрелю.

Выстрелит. В любом случае выстрелит. Этот такой же, как озеро, голодный до чужих жизней. Только Игнат свою жизнь задорого отдаст…

Так бы и было, если бы его не опередили. Нож со свистом рассек воздух, по самую костяную рукоять вошел в висок Шрама, убил мгновенно. Слишком легкая смерть для того, кто хуже зверя.

К ногам Игната упало ружье, а потом мертвое тело. Волна с жадностью слизнула кровь с виска, откатилась, чтобы вернуться снова. А Игнат стоял и разглядывал узоры на знакомой костяной рукояти.

– Эй, кунак! – послышалось из темноты, и на утес ступила невысокая фигура. – Это я, кунак, не бойся.

Не бойся… Он бы, наверное, улыбнулся, если бы помнил, как это делается.

– Прости, что сразу этого пса не убил. Темно, плохо видно. – Тайбек выдернул нож, вытер окровавленный клинок об рукав куртки Шрама. – Боялся тебя ненароком задеть.

Врет. Ничего он не боялся. И не промахнулся бы, даже если бы метал нож с завязанными глазами, но это его дело. Наверное, нужно было сказать спасибо, но кто же благодарит за убийство? Игнат промолчал, подобрал ружье Шрама, оперся на него как на палку. Тайбек, казалось, и не ждал благодарности, со стариковским кряхтением он столкнул мертвое тело в озеро, и волны, получив желаемое, тут же схлынули, отступили.

– Вот так будет лучше. – Тайбек вытер руки о штаны. – Предупреждали же эту шакалью стаю, что в полнолуние на острове опасно. А они не послушались. Так кто же сейчас виноват?

На Игната он посмотрел пристально, но без привычного хитрого прищура, и покачал головой.

– Что-то не нравишься ты мне, кунак, – сказал, забирая ружье и подставляя вместо него свое плечо. – Я вот один раз убыра повстречал, так он живее тебя выглядел. Идем-ка со мной.

Он говорил и тащил Игната с утеса. И тот шел, еле-еле перебирая ногами, даже не спросил у Тайбека, что за убыр такой.

– А теперь сядь, отдышись. И я отдохну. Тяжело мне в моем возрасте вместо ишака-то… Садись и пей! – Он сунул в руки Игната флягу. – Пей, не бойся. Удумал бы отравить, от Шрама бы не спасал.

Напиток во фляге оказался обжигающим. Во всяком случае, так Игнату показалось с первого глотка. Он закашлялся, хотел было выплюнуть, но Тайбек велел:

– Пей, говорю! То, что горло дерет, это хорошо, сейчас полегчает.

И в самом деле полегчало. По телу, немому и выстуженному, растекалось тепло, разгоняло по жилам кровь, покалывало тысячей иголок, возвращало силы. Он выпил все до последней капли, вернул Тайбеку флягу.

– Спасибо.

– На здоровье. – Татарин разглядывал его с интересом, как диковинного зверя, а потом вдруг сказал: – Повезло тебе, кунак. Ах, как тебе повезло! Пса я бы убил, а вот с ней бы вряд ли справился. Хорошо, что она тебя не тронула, хоть и странно.

– Кто?

– Албасты. Я рассказы здешних мальчишек слушал, но не верил, что это она тут… – Тайбек замолчал, поцокал языком.

– Кто такая албасты? – спросил Игнат, уже предчувствуя ответ.

– Демон, – сказал Тайбек просто. – Ты ведь видел ее, разговаривал с ней. И я ее видел. Старуха с белыми волосами. У воды живет. Мужчин молодых любит. Любит и губит. Вот и тебя чуть не погубила, но отпустила. Почему албасты тебя отпустила?

– Она не демон! – Захотелось сжать тонкую шею татарина и давить до тех пор, пока он не перестанет сипеть.

– Я видел, в птицу превратилась. Много птиц… – Тайбек словно бы и не замечал грозящей ему опасности. – Только албасты так умеет. Мужчину поманит, зачарует, а потом задушит, лишит и сил, и самой жизни. Смотри, ты какой стал. Беспомощный, как кутенок. Легкая добыча. А она отпустила. Так почему она тебя отпустила, кунак?

– Потому что она не демон, она женщина…

– В каждой женщине живет демон, только прячется хорошо. – Тайбек усмехнулся. – А ты ее защищаешь, глотку мне готов за нее перегрызть. Готов, меня не обманешь. Значит, она не просто женщина, она твоя женщина.

– Была… Она моя жена. А вы не боитесь такую правду услышать? – Он хмуро посмотрел на Тайбека. – И за меньшую правду люди исчезают.

– Убьешь? – спросил Тайбек и покачал головой. – Ну, если хочешь, так убей. – Нож с костяной рукоятью выскользнул из рукава. – Вот и нож тебе. Я смерти не боюсь, мальчик. Для меня жизнь – мука, а смерть – подарок, но сейчас мне умирать нельзя. Не время еще.

– Почему? – Нож удобно лег в ладонь, словно для него и был сделан.

– Ты ведь на острове не ради денег. В тебе огонь горит. Черный огонь. – Тайбек запрокинул круглое лицо к ночному небу. – Я чувствую.

– В вас тоже огонь.

– Душу выжег. – Он кивнул. – Уголька не оставил. А у тебя, мальчик, еще есть душа, и ее беречь надобно. Ты мне помог, я тебе помог, а теперь давай просто не будем друг другу мешать. Не бойся, я твоих друзей не трону. Не за ними я пришел.

– У меня нет друзей.

– Есть. Август, – Тайбек принялся загибать пальцы, – жена его и охотник-мариец.