Виктор прижался ухом к Настиной груди – тут уже не до церемоний – и услышал мерное «тук-тук».

– Живая! – заорал во все горло и услышал, как тяжело, со свистом выдохнул Трофим.

Анастасию из-под завала он вытаскивал, может, и не слишком деликатно, но зато максимально быстро, потому что понимал, что счет уже пошел на минуты, слышал рев подбирающегося пламени, шкурой чувствовал его жар. А дышать уже почти не мог.

– Уноси ее отсюдова!

– Бросай!

– Унесешь, я сразу брошу!

И Виктор понес, и донес до ближайшего разбитого окна, а наружу, на свежий воздух, почти вытолкнул. Там были люди, смельчаки, не испугавшиеся пожара. Анастасию подхватили, понесли. Хорошо, дело сделано. Он бы тоже мог выбраться, свежий ночной воздух пах упоительно, но в вагоне оставался Трофим, и Виктор вернулся, заорал во все горло:

– Трофим!

– Тута я. Чего горланишь? – послышалось совсем рядом, и из дымовой завесы показалась массивная фигура. – Вылазь давай, пока не поздно.

Вот он и нашелся, живой и невредимый, привычно злой. Вот и слава богу!

С вагона Виктор спрыгнул прямо в высокую, по пояс, траву, полной грудью вдохнул воздух, огляделся в поисках Анастасии. Вокруг царил хаос, кричали женщины, плакали дети. Из уцелевших вагонов прямо на головы пассажирам летели чемоданы. Кто-то спасал людей, а кто-то – багаж.

– Где она? – Рядом тяжело, так, что вздрогнула земля, приземлился Трофим.

– Где-то там! – Виктор махнул рукой в сторону стихийно образовавшегося посреди степи становища. – Ты иди, а я сейчас…

– Деньги и документы тут. – Трофим похлопал себя по топорщащейся на животе рубахе, – а одежа ее сгорела. Как она без одежи? – Сейчас, когда самое страшное было позади, он выглядел растерянным.

– Купим, – сказал Виктор твердо и подумал про собственные документы. – Ты иди к ней, иди…

В свой вагон он влез так же, как до этого вылез – через окно. В темноте купе нашарил саквояж, вздохнул с облегчением. Без денег и документов на новом месте было бы совсем тяжко. А так ничего.

Он уже собрался уходить, когда услышал слабый детский плач.

– Эй, есть здесь кто-нибудь? – закричал что было сил.

Никто не ответил, но к детскому плачу, кажется, добавился собачий лай. И Виктор пошел на этот звук, как раньше шел на песню Трофима. А в вагон уже пробирались языки пламени, подписывая смертный приговор всем нерасторопным и беспомощным. Пробираться в купе Виктору пришлось через завалы из чужого багажа. И тут же под ноги к нему с тихим визгом бросился щенок. Одного страдальца нашел.

Младенец обнаружился под лавкой, был он на вид живым и невредимым, но много ли Виктор знал о младенцах? Тут же, на полу, лежала молодая женщина. Одета она была просто, но аккуратно. Мать ребенка? Женщина оказалась жива, но была без сознания. А вот пожилой даме, вцепившейся скрюченными артритом пальцами в ручку ридикюля, помочь уже никто не смог бы. В затылке дамы, прямо под кружевным ночным чепцом зияла страшная рана. А звук приближающегося огня становился все сильнее. Действовать нужно было быстро. Виктор сунул поскуливающего щенка в раскрытый саквояж, подхватил на руки младенца, перебрался в свое купе, высунулся в окно и закричал:

– Эй, кто-нибудь! Помогите!

Подбежали двое, мужчина и немолодая уже женщина. Виктору показалось, что мать и сын. Мужчина вскарабкался на вагон, принял ребенка и саквояж с притихшим щенком.

– Там еще женщина! – Виктор бросился обратно в стремительно наполняющийся дымом вагон, подхватил несчастную на руки, потащил.

Его уже ждали. Вдвоем с мужчиной они управились быстро. И только оказавшись на земле в безопасности, Виктор увидел, как полыхает вагон, в котором ехали Трофим и Анастасия, и еще два вагона перед ним. Рвущееся к ночному небу пламя освещало степь и сбившихся в кучу напуганных, несчастных людей.

Трофим ждал его в стороне от толпы. Анастасия в наброшенной на плечи невесть откуда взявшейся шинели сидела тут же. Сидела, а не лежала без сознания.

– Очухалась, – сказал Трофим мрачно, но мрачность эта не могла скрыть его радости. – А ты, я смотрю, с приплодом! И когда успел?

– Анастасия Алексеевна, – Виктор присел рядом с девушкой, – как вы себя чувствуете?

– Со мной все хорошо, Виктор Андреевич, спасибо. – Ее бледное лицо было перепачкано сажей, но выглядела она куда лучше, чем раньше.

– У меня тут ребенок. – Он бережно вложил уснувшего младенца ей в руки. – Нашел в вагоне. Вы присмотрите за ним, пока мы с Трофимом сходим за его мамой?

– Присмотрю. – Она больше не обижалась на это так не подходящее ее нынешнему состоянию слово, прижала ребенка к себе, укрыла полой шинели. Вид у нее был сосредоточенный и решительный, и Виктор вздохнул с облегчением.

– Тогда и за ним. – Щенка он сунул под вторую полу. – Он тоже еще маленький.

– Кто это? – спросила Анастасия, глядя прямо перед собой, обеими руками сжимая младенца.

– Это щенок. Немецкий дог, кажется, но я не уверен, не силен в породах. Так мы пойдем? Мы быстро.

– Идите. – Она кивнула и улыбнулась, когда щенок сунул голову ей под руку. – Мы тут втроем справимся.

– Вы только это… – Трофим погрозил пальцем, будто она могла его видеть, – не уходите никуда, а то в этом бардаке потеряться – раз плюнуть.

– Мы вас дождемся, – пообещала Анастасия твердо. – Идите же!

Далеко они не ушли, не сделали и десяти шагов, как навстречу с громким воплем бросилась та самая, спасенная Виктором женщина. Судя по всему, с ней все было в порядке.

– Барин, родненький… – Она вцепилась в Викторов рукав. – Венечка… Мне сказали, Венечка, мальчик мой, где-то тут. Что вынес нас с ним из огня какой-то господин, а потом Венечку моего унес… А как же я без него?! Без кровиночки…

Она причитала, повиснув на Викторе, и он не мог вставить даже слова.

– Да замолкни ты, дурная баба! – рявкнул вдруг Трофим, и женщина, испуганно икнув, замолчала, но Викторову руку не отпустила, держала мертвой хваткой.

– Жив твой Венечка, – сказал Трофим уже чуть мягче. – Спит.

– Господи… – Она вздохнула и начала медленно оседать на землю.

– Эй, ты чего?! Ишь, что удумала! – Трофим подхватил ее под мышки, легонько встряхнул. – Нечего мне тут без дела в обмороки падать…

– Живой? Живой мой мальчик? – Она смотрела на Трофима снизу вверх, и во взгляде ее была мольба.

– Тебе же сказано, что жив. – А Трофим вдруг смутился, Виктору даже показалось, что и покраснел под бородой. – Ну, пойдем уже. Чего стоишь? – И ручищи свои разжал, отпуская.

Она пошла за ним покорно, как привязанная, больше не плакала и не причитала, только всхлипывала едва слышно.

Анастасия сидела там же, где они ее оставили, баюкала спящего младенца, напевала ему что-то тихо.