– Слово предоставляется свидетелю Диане Шестак, – голос судьи Борцовой прокатывается гулким эхом по залу. Честное слово, ей даже микрофон не нужен! Это не женщина, это… Наполеон в юбке.

Долецкий работает как репортер «желтой» газетенки – беспринципно и грязно. Я ничего не смыслю в профессии адвоката, но уверена, что мой публичный позор не поможет Боголюбову выйти на свободу. Отрываю прилипший к сапожкам взгляд и осторожно перевожу его на Диану. Красивая… Уверенная в собственной неотразимости, решительная, деловая. А может, так и нужно бороться за свою любовь? Брать нахрапом и лезть по головам?

– Диана Руслановна, вы подтверждаете, что после клуба «Сорренто» Боголюбов встречался с вами? – важно спрашивает Долецкий.

– Да, – громко отвечает она, гордо вскидывая подбородок. – Он попрощался с компанией и без звонка нагрянул ко мне в гости.

Господи, как больно… Мир целовал и ласкал ее, шептал на ушко пошлости, спал с ней… Невольно бросаю взгляд на Боголюбова. Склоненная голова, сгорбленные плечи, глаза, устремленные в пол, – не очень-то он счастлив для жениха.

– В распечатке телефонных звонков Мирослава Боголюбова, полученной от сотового оператора, значится вызов Богдану Романовичу Рябинину. Боголюбов разговаривал с Рябининым целых три минуты, – поднимается с места прокурор по фамилии Линчук. – Диана Руслановна, почему же подсудимый не позвонил вам? Или у вас была предварительная договоренность о встрече?

– Протестую! – истерично вскрикивает Долецкий. – Прокурор сам дает показания.

– Протест отклонен, – возражает судья. – Продолжайте, Федор Леонидович.

– Диана Руслановна, сотрудники клуба видели, как Марианна Лопухина обнималась с Боголюбовым. Следствие подозревает, что между молодыми людьми могла возникнуть интимная связь, которую погибшая использовала в качестве инструмента шантажа, – произносит Линчук. – Вы не считаете странным поведение мужчины, находящегося в близких отношениях с вами? Или они у вас не настолько близкие? Повторяю об ответственности за дачу ложных показаний.

– Протестую! Домыслы прокурора, не подкрепленные доказательствами, – возражает Долецкий.

– Отклонено, – устало, но не менее громко, отвечает Борцова.

Диана, не дрогнув, смотрит прокурору в глаза. Вот это выдержка! У кого надо учиться хладнокровию, так это у «леди Ди».

– На тот момент у нас с подсудимым только завязывались отношения. Я не требовала от Мирослава полного отчета о его времяпровождении, – прикинувшись бедной овечкой, блеет она.

– Боголюбов, вы по-прежнему утверждаете, что не состояли с погибшей в интимной связи в тот день? – Мир словно стряхивает оцепенение, услышав вопрос судьи.

– Утверждаю, – уверенно отвечает он, поднявшись с места.

– Для чего вы звонили Богдану Рябинину? – уточняет судья.

Мир замолкает на мгновение и, встретившись со мной взглядом, отвечает надтреснутым голосом:

– У меня доля в бизнесе Рябинина. Я звонил уточнить некоторые рабочие моменты.

Что?! А вот это вранье! Я прекрасно знаю, что звонил он, чтобы расспросить обо мне. Получается, все, что происходит здесь, – спланированный Долецким спектакль? А Диана – псевдосвидетель и псевдоневеста? Или я ошибаюсь?

– Свидетель Рябинин, вы подтверждаете слова подсудимого?

Богдан встает с места и, бросив виноватый взгляд на Мира, согласно кивает. Черт! Долецкий их зомбировал, что ли?

– Вопросов к свидетелям больше нет. Можете пройти на места. Объявляется перерыв на пятнадцать минут, – грохочет как гром Борцова.

По залу разбегается эхо голосов. Шорох бумаг, шаги, скрежет металлической клетки, из которой выводят Мира, – звуки сливаются в единый пчелиный рой.

Мы протискиваемся с Максом к выходу, столкнувшись в дверях с Рябиниными. Богдан выглядит виноватым и подавленным. Зная парня, могу сказать, что он не умеет врать, но ломает себя ради друга. Лисенок смотрит на меня, как на врага, подхватывает под руку и ведет в сторону уборной.

– Молчи, Перепелкина. Сначала туалет. Ну… ты меня понимаешь, – шипит Алиска, пулей влетая в одну из кабинок.

Понимаю ли я? О да! С недавнего времени фаянсовый предмет – мой лучший друг.

Я мою руки и вытираю лицо холодной водой, спиной чувствуя осуждающий, обиженный взгляд Лисенка. Того и гляди, прожжет во мне дыру!

– Прости, Лисен. Я не хотела волновать тебя. Ты так долго ждала беременности… Я не имела права… – бессвязно мямлю. Многовато для меня на сегодня волнений, не находите?

– Любочка, какая же ты глупая, – воркует Алиса, обнимая меня за плечи. – Такая новость только бы добавила мне положительных эмоций. – В дверях туалета вырастают фигуры Зинаиды Львовны и Дианочки, и мы, спохватившись, спешим покинуть «место казни».

В коридоре нас встречают возбужденные Богдан и Макс. В их глазах столько неприкрытой надежды и радости, сколько в наших недоумения. Мы с Алиской не сдерживаем нетерпеливый возглас:

– Говорите! Что-то случилось, пока нас не было?

– В деле появились новые зацепки, – заговорщицки, оглядываясь на снующих мимо участников заседания, отвечает Богдан. – Я случайно заметил капитана Винника, выходящего из кабинета судьи. Скорее всего, дело вернут на доследование.

– Слава богу! – возношу руки к небу. Неужели Вселенная смилостивилась над нами? И мою мольбу услышали? Я готова проломить лбом пол в молитвах, лишь бы Боголюбова выпустили. – Винник не сказал, что они обнаружили?

– Конечно, нет. Ответили, что обо всем объявит прокурор. Главное, у нашего любимого засранца появится шанс.

Макс крепко сжимает мою ладонь, пока я ерзаю на месте в ожидании начала заседания. Рябинины сидят рядом с нами, и, кажется, страх растворяется в волнах дружеской поддержки, как сахар в горячем чае. Я поела (если сомневались, что я возьму еду с собой, развею ваши сомнения – сырники со сметаной пришлись как нельзя кстати. Умяли на пару с Алисой), выпила какао из автомата и окончательно успокоилась.

Мы дружно встаем и шумно двигаем стулья, застигнутые громогласным кличем:

– Встать, суд идет!

Долецкий вызывает для дачи показаний Никиту Чернова. Он единственный, кто был с Боголюбовым в клубе и может достоверно подтвердить интересующие следствие факты, но, увы… На вопросы адвоката Никита не дает четких ответов.

Я не понимаю причины, по которой следствию важно знать, был ли у Боголюбова секс с погибшей? Ведь прямого отношения к убийству это не имеет? Вот со мной он был точно… И результат этого страстного соития напоминает о себе рвотными позывами и зверским аппетитом.

– Никита Андреевич, вы подтверждаете, что подсудимый уехал один? – покручивая шариковую ручку в руках, спрашивает Долецкий.

– Подтверждаю, – кивает тот, утерев пот со лба мятым платком.

Мутный он какой-то… Глаза бегают, пальцы дрожат. Ему есть что скрывать или это просто волнение?

Долецкий монотонно приглашает остальных свидетелей. Они по очереди рассказывают, какой Боголюбов «замечательный врач и человек, чуткий и отзывчивый товарищ».

– Боголюбов в двадцать семь лет проводит операции федерального уровня! У него умелые руки и золотая голова! – потряхивая скрюченным сухим пальцем, кричит профессор Марьев.

– Профессор, вы подтверждаете, что Боголюбов