— С чего ты так решил?

— Тоже мне, бином Ньютона! Да всем женщинам только этого и надо. И Лерка не исключение. Я провел с ней достаточно времени, чтобы это понять……..

Честное слово, мне очень хотелось взять какую-нибудь гирьку или гантельку потяжелее и погладить этого козла по голове, по ногам и рукам, а в особенности по его мужскому достоинству. Однако нечеловеческим усилием воли я подавила в себе это желание: дело есть дело!

— Адрес Валерии знаешь? — стараясь скрыть неприязнь к этому типу, поинтересовалась я.

Гена продиктовал адрес девушки и замолчал.

— Что еще про Николая можешь рассказать?

— Да ничего особенно. Ну, знаю, что он с отчимом разругался, у дядьки своего жил… деньги копил, чтоб на Сейшельские острова поехать.

— А зачем, не говорил?

— Клад искать, — хохотнул Геннадий. — Я ж говорил, крыша у него на пиратах поехала.

Внезапно я разозлилась на Кольку. Это ж надо, какой болтун! Буквально всем про сокровища натрепал. Многие, естественно, к этому относятся скептически. Но ведь среди этих многих мог найтись и тот, кто поверил. И вот этот кто-то решился на убийство, чтобы завладеть картой. Бедный Коленька своим длинным языком накликал на себя беду! Обидно, если я права.

— Ты ничего подозрительного не замечал в поведении Николая в последнее время? — задала я следующий вопрос.

Немного подумав, Гена ответил:

— Если ты имеешь в виду, что Колька бегал голым под луной или выливал себе на голову тарелку супа, то этого не было. А что касается странностей… Недели за две до смерти он стал каким-то нервным. Во всяком случае, мне так казалось. И еще… Звонки…

— Какие звонки?

— На сотовый. Кольке кто-то звонил и, насколько я понял, молчал. Несколько раз при мне такое было. После этих звонков он несколько минут в себя приходил, и руки у него дрожали…

Геннадий умолк. Я отчетливо поняла, что ничего существенного он больше не знает, и потеряла к нему интерес.

— Ладно, Гена, — я поднялась. — Мне пора.

— На тренировки больше не придете? — с надеждой в голосе спросил он.

— Придем, — кивнула я. — Только инструктора менять придется. Ты мне не нравишься и доверия не вызываешь. До свидания!

Я покинула «Импульс» с таким чувством, будто меня основательно изваляли в грязи, а воду, чтобы ее смыть, отключили. И все из-за этого Гены. Ну и экземплярчик! Думаю, у него с детства куча комплексов. Может, ему не хватало родительской любви и ласки или был гадким заморышем, над которым смеялись окружающие. Теперь этот заморыш вырос, слепил себе красивое тело и пытается заглушить отголоски, собственных детских комплексов. Наверное, Гену нужно пожалеть, понять и по возможности простить. Вполне вероятно, что в глубине души (где-то очень глубоко) он неплохой парень. Однако все мое женское существо было возмущено жизненным кредо Геннадия, и понять его, а тем более простить я не могла.

В троллейбусе, как обычно, было тесно и душно. Меня притиснули к заднему стеклу, что было неудобно и даже несколько болезненно, потому как мои ребра уперлись в поручень. В дополнение ко всем бедам надо мной навис здоровенный дядька, от которого за версту разило перегаром. Дядька смотрел на меня сверху вниз и скалился, что должно было означать у него улыбку. Я вертела головой, пытаясь найти хоть глоток свежего воздуха, прятала лицо в воротник куртки, но в конце концов не выдержала:

— Вы не могли бы дышать в другую сторону?

У меня от этого запаха уже голова кружится.

— А ты закуси! — заржал дядька и вытащил из кармана потрепанной куртки половинку свежего огурца.

Народ вокруг захихикал, я густо покраснела, а потом неожиданно даже для себя рявкнула:

— Козел вонючий!

Дядька разом оборвал смех и набычился. Казалось, из ноздрей у него валит дым.

— Чего ты сказала, килька томатная? За козла ответишь!

С этими словами он повел могучими плечами, и вокруг него образовалось свободное пространство. Вот тут-то я и поняла, что смерть моя очень похожа на этого алкоголика. Вдруг захотелось упасть в обморок, чтобы не было мучительно больно и страшно.

— Потише, дядя, — раздался за спиной приятный мужской голос.

Падать в обморок я передумала и с любопытством оглянулась. Сзади стоял молодой человек довольно интеллигентного вида, с очками на носу, весь из себя блондин, и такого примечательного роста, что голова его почти касалась потолка троллейбуса. Между тем дядька вошел в раж и, запрокинув голову, проревел:

— А ты кто такой, акселератор?! Да я тебя…

Пока я соображала, при чем здесь акселератор, пьянчуга выкинул вперед руку с явным намерением достать блондинистого интеллигента. Кто-то из женщин закричал: «Милиция», — мужики заволновались, требуя остановить троллейбус, а пацан лет десяти, державшийся за мамину руку, радостно завопил: «Дай ему, дай». Воспользовавшись тем, что внимание окружающих переключилось на потасовку, я потихоньку протиснулась к выходу. К счастью, троллейбус подъезжал к остановке, и буквально через полминуты я вывалилась на улицу. На свежем воздухе мне заметно полегчало. Дождавшись, пока троллейбус тронется, я плюнула ему вслед и еще раз повторила:

— Все равно козел вонючий!

Повторно искушать судьбу не стоило. Дожидаться следующего троллейбуса я не стала, а отправилась пешком, тем более пройти нужно было всего две остановки.

Я с удовольствием шагала по обычной для поздней осени подмороженной слякоти, подставляя лицо под мягкий снежок. Своеобразный массаж, между прочим. Здорово освежает и улучшает цвет лица.

На следующей остановке стоял тот самый блондин из троллейбуса. При ближайшем рассмотрении оказалось, что очков на нем уже нет, а левый глаз заплыл и начал наливаться всеми цветами радуги. Значит, дядька его все-таки достал. Пройти мимо пострадавшего за мою честь воспитание не позволяло. Глубоко вздохнув, я подошла к блондину:

— Привет. Это он тебя так?

— Не, это я за поручень зацепился, — пошутил парень.

— Извини. Мне очень жаль, что так получилось. Правда.

— Да ладно! Ты не виновата. Мужик действительно козел, — парень осторожно дотронулся до глаза.

— Болит? — сочувственно спросила я.

— Ерунда. Заживет до свадьбы!

— Ладно, — я снова глубоко вздохнула, — пошли ко мне, окажу тебе первую медицинскую помощь… Звать-то тебя как?

— Проша.

— Как?!

— Прохор. А тебя?

— Афанасия.

Всю дорогу мы молчали. Я кляла себя за чрезмерную доброту. Где-то на задворках сознания мелькала мысль, что Проша, в общем-то, нормальный парень. Ведь, кроме него, никто не вступился за меня. Но Клавка… Она будет бушевать весь вечер и упрекать меня за легкомыслие: мол, тащишь в дом всяких посторонних. О чем думал новый знакомый, сказать не могу. Свои мысли он держал при себе, но вид имел смущенный и немного растерянный.