Юрию Визбору удалось почти идеально влезть в шкуру партайгеноссе Бормана, разве что в мундир пришлось вшивать поролон, чтобы придать фигуре массивности. Но его подвёл голос, в котором начисто отсутствовали властные нотки, и озвучивать партайгеноссе пришлось мастеру дубляжа Анатолию Соловьёву. Благодаря искусству гримёров и отточенной пластике, очень похожим на реального Гиммлера получился Николай Прокопович. Вильгельм Бурмайер походил на Германа Геринга, а Василий Лановой на генерала Вольфа — ни капельки. Олегу Табакову просто повезло — он внешне и вправду чем-то напоминал Вальтера Шелленберга, а вот обаяния у него и собственного было через край. Впоследствии артист в своей фирменной юмористической манере рассказывал, как его «отчитывал» Андропов: «Олег Павлович, это безнравственно так обаятельно играть фашистского генерала». Очарована была даже племянница Шелленберга, отправившая артисту рождественскую открытку со словами благодарности — в жизни её любимый дядюшка Вальтер именно таким и был.

А у Леонида Броневого с Мюллером не было ничего общего. Как, кстати, и у Всеволода Санаева, которого изначально планировали на эту роль. Шеф гестапо был высоким, худощавым брюнетом с довольно тонкими чертами, и Броневой впоследствии шутил, что, если бы знал, как выглядит его персонаж, непременно отказался бы от роли: он ведь и предположить не мог, какую невероятную зрительскую любовь она принесёт! Леонид Сергеевич уже в ходе съемок не раз пытался это сделать: Мюллер был его первой ролью в кино, и актёр поначалу постоянно «вываливался» из кадра, забывая, что съёмочная площадка — не сцена. Вдобавок ко всему, у рубашек, в которых снимался Броневой, оказались слишком тесные для него воротнички. Знаменитый нервный жест, который так понравился Лиозновой, был не удачно найденной актёрской краской, а выражением крайнего раздражения исполнителя. Но Татьяна Михайловна умела минусы превращать в плюсы.

Играй, малыш, и ничего не бойся!

В первоначальном варианте сценария была только одна женская роль. Если бы картину снимал режиссёр-мужчина, его, вероятно, это вполне устроило бы. Но Лиознова женским чутьем понимала — чтобы «вочеловечить» Штирлица, с его нордическим твёрдым характером и отсутствием порочащих связей, одной Кати Козловой мало. На эту роль, между прочим, пробовалась Ирина Алфёрова, но ослепительная красота сыграла против актрисы — режиссёр сочла, что соратница главного героя не должна в глазах зрителя затмевать его жену.

Сцену встречи разлучённых супругов подсказал Лиозновой Тихонов, которому о такой практике рассказывал не кто иной, как ас советской разведки Конон Молодый. Эту роль очень хотела сыграть Светлана Светличная, пробовалась и замечательная эстрадная певица Мария Пахоменко, но Лиознову пробы не удовлетворили и игравший генерала Вольфа вахтанговец Василий Лановой предложил свою коллегу по театру — Элеонору Шашкову. Можно только пожалеть, что эти пять с половиной минут экранного времени оказались самой яркой киноролью этой тонкой и глубокой актрисы.

Поначалу Татьяна Михайловна добавила в эту сцену ещё и маленького сына, но на репетициях стало ясно — малыш переключает на себя внимание и нужного накала «диалог» героя с любимой не достигает. Однако след первоначального замысла в картине остался — Лиознова использовала несколько кадров, где Штирлиц, облокотившись на барную стойку, играет цепочкой, к которой в виде брелока прикреплен крошечный плоский диск. В задуманной сцене у мальчика был игрушечный клоун с медными тарелочками в руках, одна отрывалась, мать подбирала её с пола и оставляла на блюдце, а Штирлиц после их ухода умудрялся эту тарелочку незаметно забрать со стола. Сцена целиком ушла в корзину, остался только брелок, который зрителю уже ничего не скажет.

Сцена в «Элефанте», пожалуй, самая пронзительная в фильме. А по мнению самой Лиозновой, ещё и гениально сыгранная. Причём не только Шашковой и Тихоновым, но и Евгением Лазаревым, которому досталась самая сложная роль в этом эпизоде — мидовца-сопровождающего. Актёр потрясающей органики, он всё сыграл буквально спиной, сделав своего героя не фоном для дуэта, а полноправным участником трио. И режиссёр, и консультанты картины отдавали себе отчёт в том, что этот эпизод балансирует на грани допустимого. Да, такие встречи действительно устраивались, но обставлялись иначе, а тут всё происходит так, что, если бы за Штирлицем велась слежка, встреча неизбежно кончилась бы провалом.

Преданная соратница — на чужбине, верная и любящая жена — на родине. Для настоящего мужчины не так уж мало. Но Лиознова на этом не остановилась. Максим Исаев (о том, что это тоже не подлинное его имя, в картине не упоминается) рано остался без матери, и режиссёр придумала фрау Заурих, к которой и обращена вся его нерастраченная сыновняя любовь. Татьяна Михайловна очень хотела, чтобы в этой роли снялась Раневская, но наспех дописанные Семёновым сцены, отличавшуюся крутым нравом Фаину Георгиевну не устроили.

Однако режиссёр от своей идеи не отказалась и, пригласив сниматься Эмилию Мильтон, вдвоём с актрисой придумывала роль прямо на съёмочной площадке, несмотря на то, что любившей во всём план и порядок Татьяне Михайловне это было совсем не свойственно. Обладавшая отменным чувством меры Лиознова, составила органичный дуэт из фрау Заурих и Габи. В роли безответно и безоглядно влюбленной женщины Светличная превзошла самоё себя. И Эмилия Давидовна была неистощима на придумки и после очередной сцены у Лиозновой возникало желание сочинить ещё какой-нибудь эпизод для этой восхитительной пары.

Для Лиозновой проходных персонажей не существовало. И, пожалуй, самое яркое тому доказательство — «дама с лисой» в исполнении Инны Ульяновой. Сцена в баре — одна из самых сложных: картина подходит к концу, всё, что могло произойти — произошло, и ничто, помимо вопроса, отправится ли герой назад в Берлин или будет возвращён на родину, зрителя, по большому счёту, уже волновать не должно. А вот поди ж ты! Одинокая дама в состоянии сильно подшофе, вызывает искреннее сочувствие. И вся роль сделана, фактически, одной фразой: «Когда о нас, математиках, говорят, как о сухарях, это ложь! В любви я — Эйнштейн!» Что ж, в кино Татьяна Лиознова совершенно точно была Эйнштейном…

Ах, до тебя, родной, доплыть бы

Татьяна Лиознова была женщиной отчаянной храбрости — взяться за съемки десятисерийной картины (в итоге получится 12 серий, составивших в сумме 840 минут экранного времени!) на сравнительно небольшой киностудии, предназначенной для съемок картин куда более скромного масштаба. Любые съемки — это марафон, в котором все участники не соперники, а соратники. Иначе им до цели не добраться. Но обычно экспедиция длится полгода-год, а тут силы надо было рассчитать на три года.

Съемки начались с Берлина,