Мог не советовать, она почувствовала запах шдерха, едва приподняла крышечку. Высокая чистая нота счастья – вот как она определила бы этот аромат.

«Грозовой перевал? И ведь действительно!»

Дарья поднесла фляжку к губам. Запах усилился, и показалось, что она пьянеет, даже ничего еще толком не выпив.

«Матерь божья!»

Первый глоток оказался слишком маленьким. Дарья осторожничала и жадничала одновременно, но тем не менее язык обожгло. Холодное пламя взметнулось к нёбу, и на глазах выступили слезы. Однако через мгновение – а пламя все еще бушевало, проливаясь в глотку и пищевод, сбивая дыхание и сердечный ритм, – огонь обрел вкус, и это оказалось просто божественно. Осень, горный склон и одуряющий аромат созревших виноградных гроздьев. Незнакомый виноград, невероятный вкус, нежный и терпкий, глубокий… Но еще через секунду Дарью накрыла третья волна – холодноватая ясность, возникающая в горах после грозы, когда остывший воздух чист и наполнен озоном.

«Царица небесная! Вот так штука!» – и Дарья сделала еще один глоток.

– Нет слов! – подвела она, раздышавшись, итог и вернула фляжку Марку. – Это оттуда, не так ли?

– Оттуда, – кивнул он. – Приготовься, мы скоро будем на месте. И вот еще что, не дай застать себя врасплох!

«Не дай застать себя врасплох! – повторила Дарья мысленно. – Знать бы еще, что это должно означать!»

Дубель скрипел и пыхтел, как говаривают о таких суденышках онежане, но так и не развалился, а снизившись, даже перестал клевать носом. Прошли над краем острова, проплыли над каналом Вигано, оставив Венецию справа, вернее наполненный светом и музыкой квартал Сан Марко, и повернули к Спина Лунга. Здесь тоже гуляли. И на набережной, и на улицах между замков знати, и в замковых дворах. Над садами на противоположной стороне острова взлетали огни фейерверков.

«Дурацкая затея!» – Дарья не смогла бы сказать наверняка, кого имеет в виду: то ли идиотов, швыряющих в небо огни, то ли самоубийц, плавающих в тех небесах. Наверное, и тех и других, но ей даже представлять не хотелось, что может случиться, если такое «чудо» влепится со всей дури в ржавый борт их дубеля.

«Мало не покажется!»

Еще бы! Огонь в небе ничем не лучше огня на воде. Флот им пользуется, но, мягко говоря, недолюбливает.

– Господа, мы на месте! – Дарья не заметила, когда шкипер покинул свой пост в застекленной рубке, но сейчас он стоял рядом с ней. Тем более непонятно, отчего он назвал их троих господами, не мог ведь не заметить, что двое из троих – женщины.

– Сходите прямо на крышу! Вас ждут.

И действительно, не успели подойти к краю плоской крыши, как оттуда перебросили сходни. Нечто шаткое – шириной в две доски, но Дарья не могла ударить лицом в грязь. Только не в присутствии Марка и Сабины, и, разумеется, не под любопытными взглядами встречающих.

Вдохнула, выдохнула и шагнула на мостки. Прошла как ни в чем не бывало. Не вздрогнула, не пошатнулась. Ступила на мраморные плитки крыши, цокнули о потертый камень высокие каблуки.

– Прошу прощения! – Она повела рукой в перчатке, и загораживавший проход громила в костюме «доброго кабатчика» без возражений отступил в сторону. – Благодарю вас, месье!

Италийского Дарья не знала, но предполагала, что простые фразы на франкском здесь все-таки поймут.

Она прошла по крыше еще несколько шагов, не оборачиваясь, но внимательно отслеживая на слух то, как сходят «на берег» Марк и Сабина. Смотрела вперед, на медленно идущего ей навстречу высокого мужчину в костюме Арлекина.

«Арлекин и… Коломбина… Так, кажется?»

Чувство опасности пришло внезапно. Острое, словно ледяная игла, оно пронзило сердце, заставив застыть в жилах кровь.

Страха не было. Напротив, на Дарью снизошел удивительный покой. Время остановилось, и в гулкой тишине она услышала шаги смерти. На этот раз костлявая шла легкой поступью молодой женщины. Длинные мускулистые ноги в мягких сапожках без каблуков. Запах пота, скорее приятный, чем отвратительный. Тихий шелест дыхания.

«И это все?» – Дарья шагнула в сторону, разворачивая тело влево, переступила ногами, словно исполняла фигуру какого-то несложного танца, и выкинула левую руку вперед, перехватывая чужое запястье. Раз! Она увидела Коломбину – длинноногая, как и предполагалось, высокая и стройная – и в тот же момент ударом правой кисти снизу выбила кинжал из руки убийцы. Два! Хват Коломбины не выдержал и раскрылся. Три! Клинок взлетел вверх, а Дарья откинулась назад и ударом правой ноги перебила женщине кадык. Упали вместе, но Дарья мгновенно оказалась на ногах, а вот Коломбина осталась лежать на мраморных плитах. Она умирала, и ее агония не была мирной.

– Браво! – сказал, приблизившись, Арлекин.

– Кто пустил сюда эту тварь? – бросил он в ночной воздух небрежный вопрос.

– Да вроде… – протянул кто-то в ответ.

– Не могу знать… – заперхал другой.

– Дык это… – заблеял третий.

Получалось, никто не знал, как убийца оказалась на крыше. Впрочем, еще интереснее было бы спросить, с чего бы ей вообще оказаться в этот именно час на этой именно крыше!

«Чудеса!»

– Приношу свои искренние извинения! – поклонился Арлекин. – Больше такого не случится. Позже мы, разумеется, проведем всестороннее расследование, и виновные понесут суровое наказание.

В голосе Арлекина слышалась лишь сдобренная легким раздражением апатия. Усталое равнодушие и сдержанное пренебрежение. И к тому же он лгал.

«Ты послал ее сам… Но зачем?»

Дарья посмотрела на Коломбину, на потерявшее краски лицо. «Бедная дурочка…» – и перевела взгляд на Арлекина.

– Кого вы проверяли? – спросила она холодно. – Ведь не меня же?!

– Кого придется, – пожал плечами Арлекин. – Полагаю, инцидент исчерпан. Следуйте за мной!

«Инцидент исчерпан?! Да, что же ты такое, твою мать?!» – Но она понимала, злиться бессмысленно. Ведь злость обычно отзвук обиды, а обижаться можно лишь на того, кто способен это оценить. Твою обиду и твою злость. Но какое дело до тебя тем же цинцам, пекущимся исключительно о своих государственных интересах? Никакого. И Арлекину этому сраному дела нет. Ни до Коломбины, которую послал на убой, ни до Дарьи, которая, сложись по-другому, могла лежать сейчас сломанной куклой на серых плитах крыши. Однако права на гнев никто отнять у нее не мог. А гнев – иное чувство. С ним можно жить и умереть, и его, как воздаяние, можно обрушить на любую голову. Даже на такую, как эта. Лицо Арлекина Дарья запомнила. Кто знает, может быть, еще встретятся, и уж тогда…

Не отвлекайся! – голос возник в голове из ниоткуда и был напрочь лишен индивидуальных черт. – Будь внимательна!

«Марк?» – Он шел теперь впереди и на нее ни разу не оглянулся, и случившееся на крыше никак не прокомментировал. Сабина, впрочем, тоже. Даже бровью не повела, словно все это в порядке вещей: приехали на рандеву, подрались до смерти, как до первой крови, – и продолжили «неторопливое общение».