— Видимо, тот малолетний пацан тебе в голове что-то здорово сдвинул, когда по мордасам при всех надавал. — Глаза собеседника, несмотря на внешне спокойный тон, внимательно отслеживали малейшие нюансы мимики Сёгуна. — И когда тебя, можно сказать, от твоей же бабы на пинках вынес.

— Приём называется дешёвое обесценивание, — не меняясь в лице, весело пожал плечами бывший спортсмен. — Ты сам просто никогда в жизни не дрался, разве что в младшей школе. Иначе знал бы: всё в этом мире переменчиво и непредсказуемо.

— … а теперь ты ему даже прислуживать добровольно рвёшься, — старший словно проигнорировал последнюю фразу оябуна.

— И снова всё то же дешёвое обесценивание, — фыркнул Сё. — Если насчёт одной конкретной проигранной драки — так на всё воля божья, как говорят наши соседи христиане. Если хорошо подумать, я гораздо больше для себя открыл именно благодаря тому проигрышу. В хорошем смысле.

— Да ну?! — в голосе говорившего явственно прозвучала насмешка.

— Угу. Кстати, если бы тогда выиграл и стоптал пацана, то лично мне в итоге стало бы лишь хуже. Такой вот парадокс.

— Ты сейчас это всё искренне? — старший вложил в интонации максимум пренебрежения.

— Вполне, — толстяк снова равнодушно пожал плечами. — Зачем мне тебя обманывать, тем более на такую тему? Ладно, был бы ты красивой девушкой, — оябун весело хохотнул. — А я бы тебе доказывал, что мне восемнадцать лет и что я ни разу не был женат, гы-гы.

Собеседник закашлялся.

— И отсюда напрашивается вывод: иногда проигрывать — только на пользу. — Сёгун, несмотря на все усилия коллеги, сохранял абсолютно непрошибаемый и безмятежный позитив.

— Не знал, что ты решил удариться в мазохизм.

— Не язви, — весело отмахнулся бывший спортсмен. — Как говорила одна моя в прошлом очень близкая знакомая: ты банален потому, что повторяешься. Заметил, что из всего возможного арсенала используешь один-единственный приём? Обесценивание?

— Решил теперь поупражняться в риторике?

— Не я, — толстяк насмешливо посмотрел на голограмму. — В драматургии есть такой фокус, называется "кризис жанра". Рассказать тебе, что это значит?

— Ты что, реально мозгами поехал? — теперь в интонациях старшего не было даже намека на добродушие.

— О-о, и снова оно, — заржал сумоист. — Не хотелось бы и мне вслед за тобой банально повторяться, но и это тоже было обесценивание. А-а-га-га-га-га.

— У тебя явные проблемы с головой, — нервно бросил собеседник, теряя самообладание. — Ты что, сейчас со мной не разговариваешь нормально из принципа? Или у тебя есть свой план, о котором никто не знает?

— Не-а. Просто не хочу больше играть за вашу команду, это раз. Мне насрать на твои дешёвые манипуляции, это два. Сюда же, к этому же пункту: знаешь, сколько раз на татами за один турнир тебя пытаются раскачать эмоционально? Противники, на минутку, не коллеги, — здоровяк со значением поднял вверх указательный палец. — Поверь, там далеко не такой примитив, который льётся сейчас в твоём исполнении! Считай, что у меня иммунитет, — Сёгун иронично ухмыльнулся. — И ты меня не слышишь: из любой, абсолютно любой плохой ситуации нужно уметь делать хорошие выводы. Чем я и занимаюсь.

— Это всё, что ты мне сегодня скажешь?

— А мне что, для тебя танго станцевать?! — неподдельно удивился оябун. — Или изобразить номер из шестовой акробатики?! Так это не ко мне. Всё, давай. У меня такси приехало, пока.

Здоровяк бросил гаджет в нагрудный карман, не заботясь отключением связи, и пошёл к вертолёту.

***

Примерно в то же время.

— Масахиро Асада, к вам посетитель! — не успел я вернуться в свою каморку после визита Сёгуна, как дверь снова открывается.

Стоящий от неё сбоку охранник как бы предполагает, что мой отказ не предусмотрен.

— Вы же слышали, что я сказал прошлый раз, — укладываюсь на лавку, пожимая плечами. — Без моего дееспособного законного представителя — никаких больше бесед. Ну или, если хотите, я сейчас могу демонстративно похрустеть костяшками пальцев и предложить вам заняться акробатикой.

— Это же не моё решение, — вздыхает немолодой усталый мужчина с мешками под глазами.

— Самая распространённая отговорка, которая никогда не срабатывает на трибунале.

— Почему не спросите, кто пришёл?

— А каким образом это может повлиять на мою принципиальную позицию? — даже не изображаю удивление. — Вы сейчас сознательно становитесь соучастником нарушения закона. Чего вы ожи…

— А к вам и пришёл закон. В некотором роде, — угрюмо перебивает меня он. — Если говорить на наши реалии, так точно. Да. Просто некоторым гайдзинам… ай, да что с тобой говорить! Если ты всё это затеял только для того, чтобы встать в позу, когда с тобой пришли договариваться, то…

— СТОП. Кто пришёл?

Он явно разговорчив сверх меры. Плюс, по каким-то невидимым индикаторам, я чувствую и уверен: про мою таблетку здесь тоже знают.

Соответственно, весь этот пассаж — не игра, раз он не может не принять во внимание потенциальную фиксацию всего происходящего (это ещё если не считать местных записывающих устройств).

— Глава одного из комитетов парламента. — Серьёзно отвечает обладатель мешков под глазами. — Визит в журнале посещений помечен как официальный.

— А предыдущий посетитель? — оживляюсь, опуская ноги на пол и садясь.

— Его не вносили в список, он был частным порядком. — Мужик спокойно смотрит мне в глаза.

— Слушайте, а почему у вас такой странный режим, э-э-э, мониторинга? — поднимаюсь, выхожу наружу и иду вперёд по коридору.

Сзади меня глухо хлопает дверь.

— Вы сейчас о чем? — тип догоняет меня.

— У вас здесь в здании есть аудио фиксация, но нет видео. Почему так? Было бы логичнее наоборот, разве нет?

— Нет. Мы здесь охраняем не людей, а архивы.

— Занятно.

— Да. И есть масса документов, которым не стоит попадать даже в угол фокуса камер наблюдения. Просто потому, что это будет незаконно: они останутся в записи, теоретически к ним появится доступ.

— А-а.

— Но вот о чём говорят посетители — это иной раз зафиксировать правомерно. Особенно с поправкой на место, где находимся. Что-то не так? Почему у вас такое лицо?

— Система выглядит весьма странно, но какое моё дело. Спросил из любопытства.

На сей раз мы оказываемся уже в другом помещении, глухом и необорудованном. Лишь несколько табуретов посередине комнаты, как будто на них совсем недавно лежали папки либо бумаги (пыли нет).

Дверь за охранником закрывается, но замок в отличие от прошлого раза не щёлкает.

— Прошу, — один из двоих обладателей дорогих костюмов (оба сидят с прямыми спинами, словно проглотив аршин) указывает рукой на стул без спинки напротив себя.