Кто-то направлялся к нему, пробираясь среди мопедов, оставленных под деревьями. Он было узнал Рашель, но она стала таять и превращаться в кого-то другого. Одежда была та же, но в ней был кто-то более смуглый и массивный. Джим знал эту женщину, но вот имя позабыл. Она тянула за руку какого-то мужчину, который пока не принял никаких определенных очертаний. Джим закрыл глаза и отчаянно попытался удержать контроль над происходящим вокруг. Эти попытки ни к чему не привели, реальность все равно ускользала от него.

Оказалось, что мужчина — это свинья, которая затем превратилась в козла. Потом очертания перестали меняться и выяснилось, что это Гранди, каким Джим увидел его впервые: бритый азиат с глазами-лазерами. Но когда он заговорил, вдруг послышался неуместный и потому смешной бретонский акцент.

— Ты не сказала мне, что он едва жив, — произнес он и куда-то пропал.

Темная женщина потянула его вперед. На ней был белый халат, надетый поверх свитера и джинсов Рашели. Она сказала:

— Помоги мне усадить его в машину.

Но Гранди не стал подходить ближе.

— Ему не нужна обычная машина. Ему нужна «скорая помощь».

Мишлен Бауэр повернулась к нему:

— Черт тебя побери, Роджер. Я что, все должна сделать сама? — сказала она голосом Рашели.

Гранди поморщился, как-будто его кольнули шилом, и направился к Джиму. Джим пробовал крикнуть «нет», но звуки не выходили из его горла. Он напрягался так, что, казалось, сейчас лопнут связки, но по-прежнему ничего не получалось.

Когда Гранди возложил на него руки, Джим понял, что сумеет выдержать. Потом его поглотила тьма.

Впервые ему было так плохо. Не помог даже провал в бессознательное. Боль преследовала его, проносилась сквозь тьму трассирующими пулями агонии, набирая очки, завывая от восторга каждый раз, когда попадала в цель. Джим извивался и корчился, но падению не видно было конца.

На крайний случай существовала еще дверь, та самая дверь в уголке его сознания, которую он всегда старался не замечать. Стоило только вспомнить про нее, и вот он уже очутился перед ней. Дверь была плотно закрыта, но ручка легко повернулась. Никогда раньше он не открывал ее по доброй воле, но сейчас время пришло. Если он не даст двери захлопнуться у себя за спиной, не пройдет весь путь до конца, он сможет остаться на пороге, в безопасной зоне между кошмаром того мира и ужасом этого.

Дверь распахнулась.

Джим на секунду зажмурился. Когда он открыл глаза, потрясение оказалось не таким сильным, как он боялся вначале. Он оказался в пространстве, которое было уже немного знакомо ему.

Он увидел, как крутится черная карусель, обещая путешествие в страну мрака без обратного билета. Карусель, которая кружилась сама по себе, возвращая крики ужаса в мир света. Мимо проносились какие-то тени, по форме напоминавшие огромных медлительных зверей. Они останавливались на месте и мотали головами, почувствовав незнакомые запахи жизни, свежего воздуха. Над горизонтом он увидел пламя, в отдалении послышался вой волков.

Вдруг неподалеку появился кто-то и встал между Джимом и страной, у которой нет названия. Стивен Федак.

Он был бледен, глаза его невольно сощурились, когда он попал в полосу света. Но в остальном он был почти такой же, как в жизни. Джим спросил:

— Каково это — пройти в эту дверь и знать, что возврата назад нет?

— Некоторым из нас тут чертовски холодно, — сказал Стивен. — Ступай назад.

— Ты шутишь, — проговорил Джим. — Там страшно и больно.

Выражение лица Федака не изменилось:

— Здесь не испытываешь боли. Здесь вообще ничего не чувствуешь, ожидая своего часа. Иди назад, Джим.

Джим послушно взялся за ручку двери. Ему показалось, что он по плечо погрузил руку в ледяную воду. Когда он закрывал за собой дверь, то почувствовал, как чьи-то невидимые руки прикасаются к его помертвевшей коже, словно рыбы, объедающие утопленника. Попав в полосу света, падавшую от двери, Стивен Федак прикрыл глаза, потом он пропал.

Джим отступил от двери и поспешил навстречу другим видениям.

Когда Мишлен Бауэр внезапно проснулась, в первую минуту ей показалось, что ее разбудила ящерица, царапнув лапкой за плечо. Но вот она повернулась в кровати и увидела сквозь москитную сетку очертания До Мина. Юный переводчик сидел на земле у ее кровати, за его спиной стоял мальчик, который сопровождал его повсюду. Он был обязан отворять двери или, как это было сейчас, носить фонарь. Мишлен решила, что, наверное, уже очень поздно: мальчик таращил глаза и покачивался, словно его оглушили.

— Они двигались, — сказал До Мин. — Вы велели, чтобы вас предупредили.

Мишлен встала с кровати, придерживая простыню на груди. Она спала без ночной рубашки.

— Как они двигались? — спросила она.

— Кровать номер четыре. И звуки тоже были.

Номер четыре. Самый молодой в этой коматозной группе и, как выяснилось, самый восприимчивый. Хотя до сих пор никаких объяснений этому она не нашла.

— Подождите за дверью! — приказала она.

До Мин повернулся и что-то сказал мальчику. Мальчик оставил ей фонарь, и они вышли в коридор.

Наверняка, ничего особенного не случилось, но все же стоило пойти и посмотреть своими глазами. Одевшись, она взяла фонарь и вышла в коридор, где, присев у стены, ее ждали До Мин и мальчик. Мальчик спал, но До Мин толкнул его локтем и они направились в главное здание госпиталя. Мишлен старалась не смотреть назад: переводчик всегда как-то горбился на ходу и обычно шел, плотно сложив на груди покалеченные клешни, которые когда-то были руками. Она никак не могла привыкнуть к этому зрелищу. Он не мог есть палочками, даже ложкой он пользовался с трудом. Его пальцы словно склеились, кожа так густо была покрыта следами от ожогов, что казалась татуированной. Без помощи мальчика он пропал бы.

На улице еще догорали костры, пахло дымом. Они прошли через внутренний двор храма мимо спящих людей и поднялись по ступеням, которые привели их в запертый корпус госпиталя.

Войдя в палату, она была сильно разочарована. Стояла полная тишина. Слепой санитар ждал их у кровати номер четыре. Каждый раз, когда Мишлен оказывалась рядом с ним, у нее по телу ползли мурашки, словно она сунула руку в карман, а там оказалось что-то липкое и мерзкое. Сотрудники лаборатории в полном сборе! Если попробовать выдать До Минова мальчика за карлика, то можно организовать собственное шоу, демонстрирующее аномалии природы.

Она посмотрела на объект номер четыре. Он лежал на боку без подушки под головой. Матрас был перепачкан слюной. Поднеся фонарь к его лицу, чтобы посмотреть, будет ли реакция на свет, Мишлен спросила:

— Спроси его, как давно прекратились звуки.

До Мин перевел вопрос, санитар что-то сказал в ответ. Даже в звуках его голоса было что-то отталкивающее. Когда он говорил, казалось, что крысы бегают по потолку.