— Извини, дружище. Перезвоню, — бросаю торопливо и ору. — КАМИЛЛА! СТОЙ!

Ааааарррр… Я бы догнал эти вертихвостку в два счета. Но сейчас я в роли лежачего, а она такая быстрая, шустрая, хлопает дверью и убегает!

Мне остается только бесноваться и материться, мешая родной язык с русскими матами.

— Вернись, поговорить надо!

На шум заглядывает медсестра, перепуганная.

— Что случилось?!

— Девушка! Посетительница! Верните ее! Живо! Сюда…

Медсестра отпрыгивает испуганно, от такого напора, пятится, бросает взгляд влево.

— Она здесь. Никуда не ушла. Ждет. Камилла, да? — уточняет, смотря в коридор. — Вас ждут. Вы зайдете?

Напрягаю слух изо всех сил, чтобы услышать сбивчивую речь Камиллы:

— Скажите господину Лорсанову, что я просто со временем ошиблась. Я…ухожу!

— Я специально перенес процедуры! — говорю как можно громче. — Зайди! — командую. — Есть разговор! — добавляю еще жестче.

Фиг там. Никакой реакции.

— Мне нужно… эээ… твоя услуга. Принесешь мне кое-что из дома. Очень… надо. Прошу. Пожалуйста, — цежу сквозь зубы.

Приходится пойти на хитрость, чтобы выманить бестию. Она так еще заноза, но все еще в некоторых вопросах — просто ребенок. Волшебное слово “пожалуйста” возымело свое действие.

Камилла заглядывает в палату с опаской.

Подкрашенные глаза сверкают настороженно.

— Что? Что я должна принести?

— Это личное, — отвечаю хрипло. — Я не буду об этом кричать издалека.

Игнорирую радость и облегчение, которое заставляет мое тело парить и каменеть одновременно.

— Подойди, скажу.

Камилла мнется, потом осторожно заходит и останавливается в метре от меня.

Прищуриваюсь. Она оценила дистанцию, с которой ей меня не достать.

— Подай воды, в горле пересохло.

Для этого ей приходится подойти на шаг ближе, и я перехватываю ее свободной рукой, всматриваясь в лицо.

Она выглядит иначе. Накрасилась. Я привык, что наши женщины густо глаза красят, но за Камиллой ранее такого не замечал. Сейчас же она не только глаза накрасила, но и лицо щедро тоналкой намазали и припудрила. Даже румяна.

— Ты… с танцев, что ли?! — спрашиваю, наполняясь тихим гневом.

Это больше на грим смахивает, на сценический макияж, чем на обычный!

Неужели в этом все дело?!

— Отпусти… Не твое дело!

Она пытается вырваться, отворачивает от меня лицо, На него как-то странно ложится тень, и я замечаю то, что она так сильно пыталась скрыть яркой косметикой.

— Тебя кто-то ударил?! КТО?!

Глава 22.1

Камилла

Злость и ярость в голосе Довлата Лорсанова яркие и неприкрытые, у меня в груди сжимается болезненный комок. Он быстро превращается в нерастворимый камень, который так и остается внутри, распространяя по всему телу оцепенение и дурные мысли с привкусом разочарования.

Наверное, Лорсанов считает, что я сама напросилась.

Сама виновата.

Вот и отхватила.

Может быть, отчасти он даже прав?

Я пытаюсь отстраниться, но крепкая хватка мужской руки не позволяет это сделать. Более того, скомкав салфетку, Лорсанов макает ее в стакан и пытается стереть мой яркий макияж. Его постигает разочарование. Почти сразу же.

— Что за ерунда? — ворчит. — Оно как будто размазывается. Но не уходит сразу.

— Это же водостойкий макияж. Специальный, — мычу. — Для выступлений. Все танцоры потеют во время выступлений. Девочки — тоже. Обычный макияж бы сразу испортился, а этот от пота и слез чуть-чуть только может поплыть, но будет держаться.

— Вечно?

Вопрос Лорсанова в чем-то кажется мне жутко наивным, я прыскаю от смеха.

— Нет же! Можно стереть. Специальным средством.

— А сейчас? — уточняет с азартом, сощуривается.

Тощно хищник в густых зарослях джунглей.

— Нет. Не получится. Не надо!

Мне все же удается пересесть подальше, к его ногам. Лорсанов продолжает за мной наблюдать. Я могла бы и уйти, но не делаю этого.

Меня к нему тянет, хочется знать, что все в порядке. В порядке же?

— Сулим заверил меня, что ты идешь на поправку и… это временно. Все временно. Потом будешь снова стоять на голове, на руках ходить.

— Вот как? Колесом еще пройтись, скажи.

— Мне казалось, ты ловкий, тренированный мужчина. Для своих… лет.

Последнее точно было лишним. Лорсанов насмешливо фыркнул, но быстро сменил выражение лица с ироничного на требовательное.

— Стирай.

— Не могу! Не проси. Я не буду с фингалом ходить.

— То есть синяк. Кто? — спрашивает резко.

— Я… Не скажу. Это случайно. Да, случайно.

— Где? Как? Причину случайности я могу узнать?

— А зачем?! — выпалила я. — Ты меня выгнал из своего дома. То есть помолвки не будет, да? Я немного пожила у тебя. Если можно, поживу еще немного. Самую чуточку. Ты даже не заметишь, что я у тебя жила. Я чистоплотная, аккуратная и все такое. К моменту, когда ты будешь готов вернуться в свой дом, от моего пребывания там не останется и следа.

— Вот как? И куда же ты денешься?

— Еще не знаю. Есть варианты. Я над ними работаю, — хмурюсь.

— С чего ты взяла, что договоренности — конец? — спрашивает резким тоном Лорсанов.

— Но ты же…

— Пары ссорятся, — обрывает. — Мирятся.

— А мы… — от удивления у меня глаза вот-вот на лоб полезут.

Язык не осмеливается вытолкнуть эти слова.

Мы — пара, что ли?!

Я только мысленно об этом спрашиваю. Лорсанов же кивает серьезно.

— Оставайся. Все в силе, — добавляет.

— Ааа, ладно, — бормочу, едва шевельнув губами.

Как-то не очень похоже, что мы — пара. Он взрослый и ужасно сложный, я же вообще не знаю, куда деть себя и что вообще хочу.

Еще недавно я была готова терпеть ужасный характер Лорсанова и терпеть все-все, если вдруг он останется человеком, которому грозит инвалидное кресло. Будто в наказание за то, что посмела решать за него.

Но Сулим заверил меня, что все будет хорошо, Лорсанов на меня сорвался. Я мигом перестала желать быть жертвой вспышек его дурного характера и начала думать о том, чтобы жить самостоятельно.

Пока ничего такого, лишь сладкие мечты, где я круто расправилась с неприятностями и успеваю всюду.

В реальности же я спотыкаюсь о то, что на мою карту папа перестал класть деньги.

Раньше еженедельно отправлял, я тратила.

Не так давно, буквально месяца два назад переводы начали становиться все меньше и меньше, а с момента, как я поселилась жить у Лорсанова, с этим стало совсем