Адвокат понял, что вляпался, надо было бы уйти, но Кира все испортила. Дверь в гостиную была прикрыта. Он зашел, скинул плащ и быстро прошмыгнул в спальню. Кира вернулась в гостиную, где сидел капитан милиции с блокнотом в руках.

— Извините, телемастер пришел. С утра его жду.

Капитан Куприянов не придал значения ее словам.

— Так вот, Кира Леонтьевна, в сейфе адвоката Добронравова мы нашли телефонную книжку. По ней и вышли на вас. Телефон в доме адвоката не отвечает. Спасибо, что вы согласились с нами встретиться. Никто нам ничего путного объяснить не может. В офисе сказали, что господин Добронравов уехал в Москву. Это так?

— Совершенно верно. Шестого числа в десять вечера. Номер рейса я не помню, хотя сама заказывала ему билеты. Но это же нетрудно узнать, если нужно.

— Конечно. Вы работаете его секретарем?

— Нет. Я работаю его женой. Гражданской женой. Мы официально не зарегистрированы.

— Понимаю. Вы провожали его в аэропорт?

— Нет. Он приехал ко мне пятого числа вечером, ночевал здесь. Утром я ушла на работу, а он поехал по делам. Давид Илларионович был в этот день в офисе. Я говорю о шестом сентября. У него в сейфе лежал портфель, с которым он должен был лететь в Москву. В свои дела он меня не посвящает, но, как я догадалась, в портфеле было что-то ценное, если он не приехал с ним ко мне, а оставил в сейфе. А потом у него на день отъезда было назначено несколько встреч с клиентами.

— Он вам не звонил из Москвы?

— В том-то и дело, что нет. Странно. Мы обычно, если не видимся, по нескольку раз в день перезваниваемся. А тут ни слуху, ни духу. Я, конечно, понимаю, он человек занятой, но, честно вам скажу, я начинаю нервничать.

— Скажите, Кира Леонтьевна, а Давид Илларионович коллекционировал марки?

Женщина с удивлением приподняла брови.

— Марки? Впервые слышу. Вот что касается живописи, то Давид Илларионович очень авторитетный специалист по художникам девятнадцатого-двадцатого веков. Я говорю о русской живописи. Марки его никогда не интересовали. А что вас натолкнуло на такую мысль?

— В его офисе на рабочем столе найден каталог. Уникальное издание.

— Ну, это ни о чем не говорит. Возможно, его оставил или забыл кто-то из клиентов.

— Чтобы забыть, надо его принести и достать из портфеля. А зачем, если ваш муж ничего не смыслит в этом деле? К тому же это увесистый том размером с энциклопедию.

Кира улыбнулась.

— Это вопрос или рассуждение вслух? Кто из нас капитан уголовного розыска — вы или я?

— Хорошо, я вас понял.

Куприянов встал.

— Извините за беспокойство. Очевидно, мы видимся с вами не последний раз. Слишком много путаницы и нестыковок.

— Пожалуйста. Прошу вас, держите меня в курсе событий. Я ведь тоже переживаю.

— Конечно. Если Давид Илларионович даст о себе знать, позвоните мне. — Капитан передал хозяйке свою визитную карточку.

Выйдя в прихожую, он заметил рядом со своим плащом, висящим на вешалке, другой мужской плащ, с которого на пол капала вода.

Он глянул на дверь слева, подошел и, не спрашивая разрешения, приоткрыл ее. Рядом с кроватью на пуфике сидел мужчина и копался в телевизоре. Лица не было видно, тот сидел спиной к двери.

— До свидания.

— Всего хорошего, — ответил мастер, не оглядываясь.

Куприянов простился с хозяйкой и ушел.

Кира закрыла за ним дверь и, прижавшись спиной к стене, тяжело вздохнула. Над верхней губой у нее выступили капельки пота. В коридор вышел Добронравов.

— Ушел?

— Какой же ты болван, Додик. Тебя уже ищут, а ты сам на рожон лезешь.

— Да, ты права, облажался. Чуть было не загубил всю затею.

— А потому, что возомнил себя гением. Таких гениев быстро ловят и вешают на веревочку сушиться. Меня за дуру держишь, все в себе носишь, а тут одной головы мало. К советам уголовничков прислушиваешься. Уже их языком разговаривать стал. Но если они такие умные, то почему из тюрем не вылезают? И тебе захотелось, сидя на параше, о жизни задуматься? Изволь. При таком ведении дел недолго осталось гулять на свободе.

— Ладно, не ворчи. — Он подошел и обнял ее за плечи. — Без твоей головы мне не обойтись, это я уже понял. Как нам дальше жить? Офис на Гороховой вскрыть некому. Взломщик пропал. То ли убили, то ли раненый лежит в больнице.

— Идем в комнату.

Они прошли в столовую, и Кира достала из бара любимое вино адвоката.

— Выпить надо. Меня до сих пор трясет. — Она разлила «Хванчкару» по бокалам.

— Значит, менты проснулись? И то радует.

— Радуйся. Сейчас я отвезу тебя на дачу и сиди там, носа не высовывай. Все. Обстановка обострилась.

— Согласен. Но долго так продолжаться не может. Я должен выплыть на поверхность, иначе будет поздно искать Федотова. Бесценные подлинники у какого-то ублюдка в подвале валяются. Я должен перекрыть им кислород и предупредить перекупщиков. Пора звонить в колокола, а мне приходится забиваться в щель, как таракану.

— А меня ты в счет не берешь? Я ведь тоже кое на что способна. За мной слежку устанавливать не станут. Ты же жертва, а не подозреваемый. Хочешь, докажу тебе, на что я способна?

— Попробуй. — Добронравов взял бокал и уселся в кресло.

— Ты мне описывал в общих чертах способ своего освобождения из заложников. Я долго думала и пришла к выводу, что твой план слишком примитивен. У меня родилась идея более нестандартная. Но для следствия очень убедительная. А самое главное, мы втянем в дело Шестопала. Хочешь ты того или нет, но он попадет в черные списки сыщиков.

— Каким образом?

— С его помощью будут устранены «свидетели». Твои похитители. Надо лишь сделать так, чтобы убийство было совершено умышленно. И следствие это поняло. Только делать это надо ненавязчиво.

— Ничего не понимаю.

— Из заложников освобождать тебя будет Шестопал со своей командой головорезов, а не милиция.

Добронравов слушал план Киры с приоткрытым ртом. Да, с женским коварством и умением выстраивать интриги ни одно существо на свете конкурировать неспособно.

* * *

Борис ждал Нику возле института минут сорок. Мотоцикл со шлемами стоял в сторонке, а он расхаживал вдоль тротуара и курил. Даже успел пообщаться с несколькими сокурсницами своей подружки и узнал неприятные новости. Ника появилась неожиданно. Увидев Бориса, она злобно выговорила:

— Никогда больше не подъезжай к институту. Я не хочу, чтобы нас видели вместе.

— Конечно, не подъеду. Тебя же выгнали. Мне уже напели твои подружки.

— И что они тебе напели?