Тарзан недолго шел по направлению к деревне и повернул в лес.

Избранный им путь пролегал по могучим веткам древних патриархов лесов, покрытых мхом и одетых гигантскими ползучими растениями и виноградными лозами. Иногда он спускался ниже до колоссальных воздушных корней, украшенных гирляндами из орхидей.

Когда ветер переменил направление и подул ему в лицо, он почуял запах человека.

Вскоре он увидел небольшую тропинку, а затем заметил ловушку, какие ставят охотники на мелкую дичь. Тарзан углубился в лес, он хотел побыть один, подальше от людей. Он не был антисоциален, но временами нуждался в одиночестве или в спокойном обществе диких зверей.

Даже болтливые, забавно ссорящиеся обезьяны часто развлекали его и помогали отдохнуть от людей, которые отнюдь не казались ему забавными.

Здесь было много обезьян. Сначала они убегали при виде его, но когда он заговорил на их языке, они осмелели и подошли ближе. Тарзан даже уговорил маленькую обезьянку сесть ему на руку. Она напомнила ему малыша Нкиму – задиристого, воинственного и крошечного трусишку, который очень любил Тарзана. Африка! Какой далекой, страшно далекой она теперь казалась ему!

Он заговорил с маленькой обезьянкой, как когда-то говорил с Нкимой, и вскоре она прыгнула ему на плечо.

Подобно Нкиме, она почувствовала себя здесь в безопасности.

Все эти маленькие радости не могли притупить бдительность Тарзана, который почуял странные запахи и обнаружил следы.

Они привели его к маленькому озеру, вдоль берега которого было построено много шалашей. Они были сооружены из ветвей и листьев на платформах, укрепленных на прочных столбах, которые поднимались со дна озера. В шалашах жили люди маленького роста с черными волосами и темно-коричневой кожей. Это были настоящие дикари, которых цивилизация еще даже не коснулась. «Счастливый народ», – подумал о них Тарзан. Несколько человек сетью ловили рыбу. Мужчины были вооружены луками и стрелами.

Маленькая обезьянка сказала, что это плохие гомангани.

– Они едят обезьян, – объяснила она.

Потом она начала кричать и браниться, чувствуя себя в безопасности благодаря значительному расстоянию и присутствию своего нового и большого друга. Тарзан улыбнулся. Она все сильнее напоминала ему Нкиму.

Обезьяна наделала так много шума, что некоторые туземцы оторвались от своих занятий и взглянули наверх. Тарзан сделал общепринятый миролюбивый жест, но туземцев он не убедил, и они стали грозить ему своими луками. Они кричали и жестами требовали, чтобы он убирался прочь.

Он понимал и полностью одобрял их поведение. Если бы им всегда удавалось держать белого человека на расстоянии, они могли бы наслаждаться безопасностью своего идиллического бытия.

Тарзан наблюдал за ними несколько минут и потом повернул назад в лес, чтобы еще побродить там, наслаждаясь этой короткой передышкой в мрачных буднях войны. Кета, маленькая обезьянка, иногда сидела у него на плече, а то прыгала рядом по деревьям. Казалось, она крепко привязалась к этому тармангани и решила навсегда остаться с ним.

Старший сержант Тони Розетти стоял на коленях на платформе для часовых, установленной недалеко от прежнего лагеря, где партизаны остановились на день, чтобы дать раненым отдых.

Его дежурство уже заканчивалось, и он поджидал смену, когда увидел, что кто-то приближается к нему по тропе. Это была стройная юношеская фигура, но даже при тусклом свете в лесу сержант понял, несмотря на брюки, что это не юноша, хотя при нем была винтовка, пистолет и патронташ.

– Стой! – скомандовал Розетти. Он вскинул винтовку.

– Я уже стою, – ответила женщина на чистейшем английском языке.

– Кто вы и куда идете с этим вооружением?

– Вы, должно быть, тот самый умный маленький сержант, о котором мне говорила Корри ван дер Меер. Тот, который ненавидит женщин и смешно говорит по-английски.

– Я не говорю по-английски, я говорю по-американски. А что в этом смешного? Кто вы?

– Я – Сарина и ищу Корри ван дер Меер.

– Подойдите ближе, – сказал Розетти. Затем он слез на тропу и встал, держа палец на курке винтовки и направив острие штыка на женщину. Сарина подошла и остановилась в нескольких футах от него.

– Я бы хотела, чтобы вы целились этой штукой куда-нибудь в другую сторону.

– Ничего не выйдет, сестренка. Вы принадлежите к банде преступников. Откуда я могу знать, что остальные не прячутся где-нибудь поблизости? Если они здесь, то вы, очевидно, собираетесь меня пристрелить?

– Я одна, – спокойно возразила она.

– Может быть, одна, а может быть, и нет. Положите оружие на землю и поднимите руки вверх. Я хочу обыскать вас.

Сарина заколебалась, а он продолжал:

– Я вас не укушу, но отведу в лагерь, как только придет моя смена.

Сарина положила оружие на землю и подняла руки. Шримп переложил ее оружие подальше, а затем сказал:

– О'кей, теперь вы можете опустить руки.

Сарина села возле тропы.

– Вы хороший солдат и умница, – сказала она. Затем она добавила:

– Я люблю хороших солдат. Розетти усмехнулся.

– Вы тоже не промах, сестрица, и совсем недурны. Как видно, даже женоненавистник может заметить красоту.

– Как же вы шли одна по лесу?

– Я ушла от тех людей и хочу быть там, где Корри ван дер Меер. Она нуждается в присмотре женщины. Она здесь, не так ли?

– Да, она здесь, но ей не нужны дамы, чтобы присматривать за ней. У нее есть четверо мужчин, которые неплохо делают для нее все необходимое.

– Я знаю, она говорила мне об этом. И тем не менее, она будет рада видеть возле себя женщину. После недолгого молчания она спросила:

– Как вы думаете, они разрешат мне остаться?

– Если Корри захочет, то, конечно, разрешат. Мы все будем вам рады.

Их разговор был прерван приходом голландца. Увидев Сарину, он удивился и спросил Розетти по-голландски, кто эта женщина, и откуда она взялась.

– Не понимаю по-голландски, – сказал американец.

– Он спросил про меня, – разъяснила Сарина.

– Вы знаете голландский? Шримп удивился.

– О, да.

– Тогда скажите ему, чтобы он захватил ваше оружие, когда будет уходить отсюда. Я не могу его тащить и одновременно охранять пленницу.

Сарина улыбнулась и перевела. Голландец ей ответил и кивнул головой Розетти.

– Ну, пойдемте, – сказал сержант Сарине. Он повел ее в лагерь, где они сразу же направились к Джерри, лежавшему на носилках под деревом.